Разборки дезертиров
Шрифт:
– Да, в сущности, никакой, – усмехнулась девица. – Оба полные кретины, оба Германики, один, правда, Гай Юлий, другой Клавдий Друз, один племянник, другой дядька. Племяш прославился тем, что сжег Рим, прикончил Сенеку, мамашу с теткой, шлялся по кабакам, избивал и грабил прохожих, истребил аристократию и вообще половину империи, а дядюшка собирался сделать консулом любимого коня, ввести его в сенат, да только смерть сломала планы…
– Обалдеть, – изумился я. – Ты профессор кислых щей?
– Выпускница, – скисла Ульяна. – Энского исторического. А сейчас должна находиться на преддипломной практике в Иркутске.
– Практику мы тебе зачтем, – хмыкнул Шмаков, – если, конечно,
Не думаю, что к этому часу мы были подвержены приступам криминофобии – боязни совершить преступление. Уродов надо уничтожать! И девиз – решительно иезуитский: цель оправдывает средства… Мы пробились через заднюю калитку, практически не потеряв времени: разбили очередью хитроумный замок. Растеклись по территории «бэкъярда», залегли в ожидании хозяев. Фишка в том, что субъекта по кликухе Саул не поставили в известность о событиях в лагере! То ли впопыхах, то ли от страха. Ловили разбегающихся рабов. Суета, неразбериха. А о наличии пикапа с грузом продуктов карательная команда могла и не знать – данные акции находятся в ведении хозчасти и узнают о них в последнюю очередь… «Законные хозяева» тащили свою службу не очень умело. Услышав выстрелы на заднем дворе, поперли в полном составе, как мотыльки на огонь. Два серьезных бультерьера с прыгающими за «кормой» поводками (лампа над крыльцом давала представление о происходящем) – вырвались из-за угла со злобными харями. За собаками – охрана без мозгов. Роли расписали заранее – мне и Райнову справиться с собаками, остальным отсекать живую силу. Шквал огня встретил контратакующих. Бультерьер хряпнулся челюстью о щебенку, продолжая по инерции бороздить двор. Второй скакал зигзагами, увертываясь от пуль. Прыжок – чарующая картина: собака в полете! – я перевернулся на спину, сведенный ужасом – и уже на излете брюхо прошила очередь…
Людей, застигнутых врасплох, шпиговали свинцом скрупулезно и качественно. Четыре рыла – все войско в полном составе. Когда я поднимался с колен, впечатленный жутковатой пастью, они уже не шевелились. Не слишком ли кровавой получалась жатва?
– Райнов, собрать боеприпасы! Трупы – с глаз долой. Остальные – в дом! Быстро! Он не должен успеть позвонить! Девчонку… мать ее за ногу! Ульяна, где ты?!
– Туточки я, гражданин начальник… – воспарила над благоуханием розы дрожащая мордашка…
Мы ворвались в дом – эдакие сеятели ужаса и смерти. Растеклись по этажам, готовые стрелять во все, что движется и шевелится. Откуда эта злоба? Из охраны в доме никого (не пускают быдло в дом). Щелчок по выключателю – от какой, интересно, электростанции питалась эта домина? – озарился вестибюль, устланный паркетом. Канделябры с натуральными свечами, лепнина на углах, люстра – полный шик – изящно проживают, уроды… Две широкие белокаменные лестницы с помпезными перилами и тяжелыми балясинами. Взбираться по таким – сплошное удовольствие. Я махнул Шмакову – осмотреть первый этаж, не исключено, что где-то прячутся недобитки – сам помчался на лестницу. Хомченко на вторую – молодец комроты, соображает…
Мы врывались в помещения, ногами распахивая двери. Уйма комнат, куда столько? Кожаная мебель, зеркальные купе, банкетки, плюшевые мишки на диванах, зимний сад с розоватым освещением, поразивший бы кого угодно, только не меня – ввиду моего полного равнодушия к растительной жизни…
Первый сюрприз – относительно безвредный – достался именно мне. Пинком распахнув дубовую дверь, я ворвался, надо думать, в спальню. Знакомые лица! Увядающая красотка с лошадиным лицом, облаченная в умилительно короткую ночнушку, стояла на коврике над внушительным «траходромом», парализованная от ужаса, и не могла сдвинуться с места.
Могу представить, какой кошмар вырос у нее перед глазами. Грязное, нечесаное, в хламиде, да еще глаза горят и автомат вот-вот выстрелит.
– Ой, – сказала дамочка, сглотнув, – автомат…
– Точно, – согласился я. – Символ мужества и брутальности. Не спится, мэм? Может, чем-то помочь?
Крутанулся вокруг оси – нет ли посторонних в спальне? Особа облизнула пересохшие губы. Отклеила глаза от автомата и посмотрела на меня. Над страхом явно доминировало неистощимое женское любопытство. Ох уж эти одинокие жены «плантаторов» и декабристов, смертельно уставшие от мужей, переспавшие со всем их окружением и обращающие алчущие взоры на самые абсурдные объекты. Одной ногой в могиле – а все туда же…
– В доме есть посторонние, мэм? – строго спросил я. – Помимо, разумеется, меня.
Она мотнула головой:
– А что вы хотите?..
Я обернулся на дверь – не прилетит ли одинокая пуля. Приставил автомат к дрожащему горлышку, морщинки на котором выдавали возраст, и безжалостно надавил. Во взоре дамы образовалось ощущение смутной тоски.
– Увы, мадам, ВАС мы сегодня не хотим. В другой раз. Хотим вашего мужа. Не проводите?
– Вы его убьете?.. – Она, похоже, поняла, что все происходящее не сон, и начала стремительно чернеть. Я подтолкнул ее к двери.
Но, видно, припозднился. Хлопнул выстрел. Что-то вдребезги. Простучала короткая очередь. В принципе, оснований для тревоги не было – «калашников» смеялся последним. Но и продолжать шуры-муры с чужой женой уже не следовало. Я подтолкнул чужую жену к выходу, она споткнулась, картинно обронив бретельку – оголилось мясистое плечо, запуталась в тяжелой портьере на дверях, но в итоге выскочила в коридор, поскольку я начал проявлять признаки нетерпения. Третья комната наискосок…
Слава богу, все нормально. В рабочем кабинете эстетствующего «плантатора» пахло пороховой гарью. Капитан Хомченко, держа на мушке бледного господина в парусиновых штанах и льняной рубашке, поднимал коротконосый пистолет с рифленой рукояткой. Хрустели осколки керамики.
Ворвались Шмаков, Райнов – в застывшей роже ни кровиночки. Я сделал предостерегающий жест – не все сразу. Медленно обозрел помещение. Совсем неплохо, черт возьми. Переливался подвесной потолок со встроенными светильниками, уютные полукруглые диваны, стол с компьютером, абажур настольной лампы. Над столом засушенная цикада в застекленной рамочке (амулет, если не ошибаюсь, отводящий смерть). Чинно, строго, академично. Дипломов не хватает.
– Привет, ковбой, – дружелюбно поздоровался я, – Саул, блин, хренов. Первый царь Израильского государства, десятый век до нашей эры… Я правильно сказал? – покосился я на дверь – вошла Ульяна. («Интересно, – подумал я, – леший женского рода – это кто?»)
– Одиннадцатый, – машинально поправила девица, от изумления уронив челюсть.
«Ковбой» попятился, ткнулся задницей в столешницу, растерянно глянул на супругу. Возможно, ошибаюсь, но в глазах особы с лошадиной физиономией не было страха за жизнь избранника. Не то что за свою, дражайшую…
– В чем проблема, господа? – сглотнув, осведомился «плантатор». – Вы, кажется, не совсем понимаете последствия…
Как здорово направленный в живот автомат преображает внешность человека! При первой встрече господином излучался бархатный глянец, он сочился пренебрежением и просился на обложку гламурного журнала. Пред ликом расплаты одрябла кожа на мужественных скулах, обрисовались «гусиные лапки» вокруг глаз, вертикальные морщины под носом, состарившие их обладателя лет на двадцать. Подрагивал кадык на загорелой шее.