Разборки третьего уровня
Шрифт:
– Но иерархи там, а мы здесь! Хранители же свято соблюдают доктрину невмешательства.
– Да, иерархи живут выше нас, но… – Верховный координатор сделал паузу.
– Я имею возможность получить оттуда кодоны, способные запрограммировать любого из Неизвестных. Этими кодонами, пси-программами высшего класса, можно модулировать излучение «глушаков».
Во дворе монастыря возник и стих ропот. Все присутствующие поняли идею председателя.
– Вы правильно поняли, – показал свою ослепительную улыбку Хуан Креспо. – Самое
– Не проще ли сбросить на оппонентов… э-э, на отщепенцев, пытающихся развалить Союзы, небольшой атомный заряд? – спросил в наступившей тишине все еще скептически настроенный координатор Украины.
– Проще, – согласился Верховный координатор. – Но ведь вы не захотите управлять радиоактивной пустыней вместо государства? У вас, господин Крольчук, и так хватает проблем с Чернобылем, не так ли? Не стоит превращать в Чернобыль еще и Киев. Итак, что решим, коллеги?
Над толпой Посвященных всплыли золотые и серебряные облачка света, означавшие согласие или воздержание. Золотых было больше. Погасли.
– Осталось решить две маленькие задачки, – меланхолически заметил китайский лидер Союза Двадцати Девяти. – Где приобрести «глушаки» и как мы получим кодоны.
Верховный координатор помолчал, оглядывая недвижные ряды людей Внутреннего Круга. По сути, он сейчас поднялся по властной лестнице на ступень выше, потому что жизнь каждого координатора теперь зависела от его решения более, чем раньше. Он готов был принять сан иерарха. А на свое место подготовил хорошего заместителя, от которого теперь тоже зависело многое.
– Кодоны я буду вручать в индивидуальном порядке, – произнес наконец Хуан Франко Креспо. – После вызова. А получение «глушаков» будет зависеть от представителя России господина Бабуу-Сэнгэ. Вам придется договариваться с ним также индивидуально.
Сто сорок шесть координаторов Власти на Земле молча смотрели на невозмутимого настоятеля Храма Гаутамы, прекрасно понимая значение слов, произнесенных Верховным координатором.
НАД ОБРЫВОМ
«Форд-транзит» бегал быстро, до двухсот километров в час, и до Москвы Матвей доехал за четыре часа. Ночь – он прибыл в начале второго – провел в машине на Кольцевой дороге, недалеко от поста ГАИ, чувствуя себя вполне комфортно: в салоне «форда» можно было разместиться и четверым.
Спал спокойно и без сновидений, хотя изредка сторожевая система отмечала тихие призрачные всполохи пси-полей, очень тонкие, почти неощутимые, на уровне шумов, означающие слабую десинхронизацию его динамической пространственно-волновой структуры энергетической эфирной оболочки, деформацию силового каркаса. На нормальный человеческий язык это состояние переводилось как реакция на ментальный взгляд, взгляд, не оставляющий следа.
В шесть утра Матвей вышел в астрал и позвал того, с кем задумал встретиться. В семь с минутами он подъехал к надвратной церкви Спаса, расположенной на территории Зачатьевского женского монастыря на Остоженке.
Матфей ждал его на скамеечке за резной чугунной оградой в окружении лип и тополей. За миниатюрной ротондой, играющей роль привратной будки, начиналось небольшое, на два десятка надгробных плит, старинное кладбище, которое посещали только служители церкви. Хоронили здесь когда-то основателей монастыря и его послушниц, роды которых угасли, поэтому посетителей в этом уголке Зачатьевского сада никогда не было.
– Спасибо, что откликнулись, Хранитель, – поклонился Матвей.
Матфей, с виду – пожилой, убеленный сединами пенсионер, одетый в маечку и серый пиджачок, в брюки зеленоватого цвета и неизменные сапоги, встал и сделал ответный поклон. Жестом предложил сесть.
Некоторое время они молчали, прислушиваясь к тишине, пропитываясь торжественно-печальным настроением здешних мест, достигая дхъяны, затем дхараны и пратьяхары, пока не ощутили полное единение с природой и Вселенной. Потом Соболев негромко сказал:
– Хранитель, я имел несколько странных встреч… в настоящем и в прошлом… и хочу выяснить: что происходит? Если вы не имеете права на информационный контакт, скажите, я уйду.
Матфей не ответил, погруженный в свои мысли, и Соболев в который раз поразился его сходству с теми, кого знал: с Тарасом Горшиным, Буддой, с инфархом. Это было скорее не внешнее сходство, а печать внутреннего состояния полной свободы и сдержанной силы, производящая неизгладимое впечатление.
Наконец Матфей проговорил:
– Происходит то, что и должно происходить по Закону изменения энтропии. И ничего сверх того. Вам должно быть известно, что человечество своей конструктивной деятельностью уменьшает энтропию Земли, и при достижении критического уровня ее организации срабатывает Закон изменения энтропии, в данном случае – Закон возрастания. Он порождает процессы, уничтожающие излишек организации, причем по инерции всегда разрушается чуть больше, чем диктует сам закон. Но это – объективное следствие нашего мироустройства. Вот и все.
Матвей не пошевелился, глядя на ползущего по земле муравья. Хранитель искоса посмотрел на него, усмехнулся.
– Я имел в виду самый общий случай, распространяющийся не только на нашу запрещенную реальность, но и на всю Вселенную, на «розу реальностей». В принципе это изначальный дефект мира, заложенный в него Творцом, а нами, людьми, интерпретируемый как противоречие между добром и злом. Это противоречие вечно, смиритесь с ним.
Соболев снова не ответил, словно завороженный гортанным голосом собеседника.