Разбуди меня
Шрифт:
– Дин… - слабо запротестовала, попытавшись освободиться.
– Пожалуйста… не надо…
Он замер на мгновение, потом выпрямился, и прижал моё лицо к груди, тихонько поглаживая по голове.
– Прости, малыш, - глухо отозвался Ходящий.
– Прости…
Ноздрей коснулся запах его кожи, терпкий, и одновременно свежий, с лёгкой ноткой лимонной кислинки. Я не поняла, в какой момент мои руки обвились вокруг его талии, и стало… хорошо, правильно. Сколько мы так сидели, прижавшись друг к другу, слушая дыхание, и успокаиваясь, не знаю. Через какое-то время Дин осторожно пошевелился.
– Валенька, давай спать?
Послушно кивнула, расцепив руки, и устроилась под одеялом, снова чувствуя, как Ходящий обнял со спины.
– Спокойной ночи, Ло, - шепнул он.
– Сегодня просто спи, Обряд отнимает много сил у Сновидцев.
Возражать не стала. Утомлённая переживаниями и чувством вины, уснула почти моментально, не желая видеть никаких снов, и действительно, до самого утра я словно просидела в тёмной комнате. Зато отдохнула на удивление хорошо.
Так началась моя новая жизнь в Кинатре. Признаться, я даже на какое-то время позабыла о Райксо, не до него было. Сначала Дин потихоньку знакомил меня с Ходящими, и в снах, и в реальности - среди них действительно оказалось достаточно женщин, и я ничуть не удивилась, обратив внимание, что некоторые из них заглядываются на Дина. Не то, чтобы мне это активно не нравилось, но лёгкое недовольство ворочалось в глубине души, добавляя беспокойства: моё отношение к беловолосому Ходящему по-прежнему оставалось загадкой для меня. Он прилагал много усилий, чтобы я не грустила, всё время делал маленькие приятные сюрпризы - то букетик цветов, то приносил любимые пирожные из булочной на соседней улице, то устраивал поездки за город, на озеро, которые мне тоже очень нравились. И при этом держался ненавязчиво, его знаки внимания не раздражали и не были мне неприятны, а даже наоборот, волновали и вызывали странные ощущения. Я не знала, что делать. Когда Дин просто обнимал, мне нравилось, рядом с ним было уютно и спокойно, и когда касался, тоже нравилось.
Но вечером мы оставались одни в спальне… Его запах, гладкая, тёплая кожа под пальцами, размеренное дыхание - всё вместе рождало внутри словно щекотку, сердце трепыхалось испуганной бабочкой, и я напряжённо замирала, прижатая к широкой груди Дина, боясь лишний раз пошевелиться. Тогда Ходящий начинал тихонько гладить меня, по волосам, плечам, спине, молча и очень нежно, едва касаясь. Не сразу, но удавалось справиться с волнением, и уснуть. Сны требовали от меня уравновешенного состояния, и поскольку теперь от моего настроения зависели не только собственные ночные приключения, приходилось учиться держать себя в руках и справляться с приступами тоски и грусти.
Мы всегда сначала оказывались в Кинатре, откуда Дин уже вёл меня в нужный слой. Днём приходило много писем, с заказами и просьбами, и между дежурствами я составляла списки, кому и чего хочется, а в остальное время вольна была видеть, что пожелаю. С моим появлением у Ходящих стало гораздо меньше работы, горожанам кошмары начали сниться реже. Соответственно, убирать творения ночной фантазии жителей с улиц стало легче - стоило только сказать мне, и я Нитями распутывала то, чему не было места днём. Постепенно новая работа захватила с головой, и наши непростые отношения с Дином отступили на второй план. Я просто стала относиться спокойнее, и не дёргалась, когда он обнимал, или касался губами виска, щеки, волос. На людях Дин никогда не позволял себе большего, и вообще, у меня сложилось впечатление, что он очень боится напугать, или обидеть, и такое трепетное, терпеливое отношение рождало мягкое тепло в душе.
Только когда мы оставались наедине, беловолосый предпринимал осторожные, нежные попытки зайти каждый раз чуть-чуть дальше: сначала просто целовал в губы, сразу отпуская, как только чувствовал моё напряжение, хотя довольно скоро я перестала сопротивляться и начала отвечать - мне нравилось целоваться с Дином, даже несмотря на чувство вины, и совесть, твердившую, что я люблю другого. Потом поцелуи переместились на шею и плечи, но оставались такими же нежными, ласковыми, и меня пугали скорее собственные чувства, просыпавшиеся от таких действий, чем сами действия, и я замирала в руках Дина с неистово колотящимся сердцем, напряжённая и настороженная, а он тут же останавливался, и просто обнимал, давая время успокоиться. Мой Ходящий незаметно, потихоньку, исподволь приручал меня, а я начала привыкать к нему, к его прикосновениям, эмоциям, которые он вызывал…
Периодически к нам в гости приходила Леона, хотя Дину - да и мне, чего уж там, - это не слишком нравилось. Но она ухитрялась изобретать множество предлогов, вроде как правдоподобных, и просто так выставить её не получалось. Ори, видя, что внимание Ходящей мягко говоря нам не сильно приятно, старался помочь, и Леоне, как ни старалась, ни разу не удалось остаться с Дином наедине. И в снах мы довольно часто пересекались, по крайней мере, на дежурствах. Слава богу, в мои сны вход ей был заказан, в библиотеке магистратуры оказалось много полезных книг о способностях Сновидцев, и я теперь умела закрывать мои слои. Не ключом, как Райксо, а просто по-особому сплетая Нити, и без моего разрешения на слой никто не мог сунуться. Об охотнике практически не вспоминала, занятая своими заботами, и почти поверила в то, что больше эта проблема не возникнет. Зря надеялась…
С моего появления в Кинатре прошло около двух месяцев, и я перестала думать о возвращении в родной мир. Мысли о Васе посещали всё реже, а рядом был Дин, и его улыбка, и разноцветные глаза, полные любви и заботы. Я с головой ушла в создание снов, мне нравилось дарить людям удивительные и необычные миры, и тоска уходила, таяла, как лёд на лужах под ласковым весенним солнцем. Я стала чаще улыбаться, у меня появились знакомые, и если Дин днём был занят в магистратуре, я проводила время с ними. Первым тревожным звоночком стало неожиданное письмо, адресованное лично мне, и отправителем значилась Леона. Дина дома не было, они с Ори отправились на встречу с другими Ходящими - у них раз в неделю такие были, что-то вроде обсуждения текущих дел, - и должны вернуться часа через два. Я нахмурилась, вертя конверт с крылышками, открывать не очень хотелось, но надо. Леона такая же жительница Кинатры, как остальные, пусть и Ходящая, хотя последние ко мне почти не обращались за снами. Зачем, когда можешь попасть в любой по своему желанию? Глубоко вздохнула, и всё-таки открыла письмо. “У меня день рождения завтра, хочу жаркую ночку с Дином, хотя бы во сне. Сделаешь?”
Я отбросила лист, словно он ядовитый, и почувствовала, как стремительно краснеют щёки, а ещё изнутри поднимается раздражение и злость. Да… да как она… Что это вообще такое?! Не буду я это делать! И пусть сколько угодно жалоб пишет градоуправляющему! Смущённая и растерянная, я прошлась по комнате, нервно сплетя пальцы. И Дину не покажешь, да я сгорю со стыда, если он прочтёт это. Покосившись на письмо, после некоторого колебания осторожно подняла его за уголок, сложила, стараясь не смотреть на строчки, и отодвинула на край стола. Потом села обратно, и принялась разбирать другие послания, не такие откровенные и наглые. Успела просмотреть только три письма, как снизу раздался приглушённый звук звонка. Не подозревая никакого подвоха, спустилась и открыла дверь.
– Привет, - Леона радостно улыбнулась, накрутив на палец светлый локон, и глядя на меня невинными глазами.
– Впустишь?
– Дина нет дома, - сухо известила я, не имея желания общаться с этой женщиной.
– А я к тебе, - Ходящая продолжала улыбаться.
– Ты получила моё письмо?
Мои щёки снова вспыхнули, и я поджала губы.
– Получила. Извини, не могу выполнить, - мы по-прежнему стояли на пороге, впускать Леону в дом в отсутствие остальных не хотелось.
Неприятная гостья изобразила расстроенную мордашку.
– А что так? Это же всего лишь копия будет, настоящий Дин твой с потрохами, - хотя сказано это было легкомысленным тоном, в глубине глаз я заметила мелькнувшую злость.
– Ну что тебе стоит, Валя, а? Порадовать меня в день рождения?
– Всего хорошего, - попрощалась я, и аккуратно закрыла дверь, хотя очень хотелось хлопнуть со всей силы.
Даже не знаю, что больше задевало, то, что она так нагло высказала свои желания, или явная симпатия к Ходящему. А ещё, только представив, что Леона могла делать во сне с копией Дина, становилось совсем не по себе от смущения. До самого прихода беловолосого я не находила себе места, взбудораженные эмоции никак не хотели успокаиваться, хотя изо всех сил старалась делать вид, что всё в порядке. Дин и Ори вернулись часам к пяти вечера, и мы пошли кушать - частично готовка помогла успокоиться. Про Леону я промолчала. После позднего обеда разошлись по своим комнатам, и тут я запоздало вспомнила, что не избавилась от письма блондинки, только закопала его куда-то в ворох остальных.