Разбуди свою харизму
Шрифт:
– Ну-у-у, в общем да, – согласился я после недолгого раздумья. Моего наставника явно не удовлетворил мой ответ, и он спросил:
– Вот скажи, тебе говорили о том, что цель должна иметь какие-то временные рамки?
– Да, говорили.
– Но ведь мы все, независимо от наших личностных качеств, живём во временном измерении. Мы все подводим какие-то итоги, хотя бы раз в году, когда провожаем старый год. За несколько минут до Нового года мы все сверяемся, исполнились ли наши желания, загаданные в прошлом году, а потом загадываем новые. Верно?
– Верно.
– То есть ставим цели на грядущий период.
– В общем да.
– Такова наша природа, как разумных существ, которые придумали часы и календари и которые умеют думать о завтрашнем дне. Так ведь?
– Так.
– Кстати возьми это себе на вооружение на тот случай, когда будешь подбирать себе команду. На собеседованиях не обращай внимания на общие заявления кандидатов об их целеустремлённости, а выявляй уровень этой целеустремлённости, то есть силу мотивов, которые побуждают их к достижению целей. Понятно?
– Да.
Он сделал глоток чая, а потом произнёс негромко, но внушительно:
– Повторюсь: ты будешь менять своё отношение к себе, к своим поведенческим схемам, к целям и ко всем проявлениям внешнего мира, используя, среди прочих подходов, критическое мышление. При этом как личность ты останешься тем, кем являешься сейчас… – легонько хлопнул по столу и сказал беззаботно: – Ладно, перерыв есть перерыв, давай продолжим этот разговор в кабинете, а сейчас просто попьём чайку… – и демонстративно сделал большой глоток. Я последовал его примеру. После короткой паузы он неожиданно спросил: – Лучше расскажи, почему ты любишь классику? Мне просто интересно: бывший спортсмен, технарь по образованию, то есть практически мачо, да ещё и торгаш ко всему в придачу, и вдруг такое ботанское увлечение.
– Можно подумать, ты не торгаш! – парировал я шутливо.
– И всё же расскажи, – настойчиво попросил он.
– Я даже не знаю, – произнёс я задумчиво, – в двух словах не расскажешь… – но уже через секунду нашёл ответ: – Знаешь, недавно я ходил в филармонию на шестую симфонию Чайковского – давно хотел послушать её вживую – и во время концерта, наблюдая за оркестром, я совершенно отчётливо увидел в нём идеальную модель человеческого общества, того самого общества, главной целью которого является гармония. Кстати, только сейчас до меня дошло, что это стремление к гармонии продиктовано позитивностью, о которой мы тут с тобой рассуждаем.
– Согласен, – отозвался мой наставник.
– Так вот, по поводу гармонии. Когда играет оркестр, каждый в нём на своём месте, каждый ценен, каждый знает правила игры и неукоснительно соблюдает их. Потому что каждый музыкант долго учился, а потом ещё много трудился, чтобы занять своё место в коллективе, стать равным среди лучших. Каждый музыкант знает: если он сфальшивит, то разрушит гармонию, которой он служит. И в результате, я вижу на сцене слаженную работу разумных, одухотворённых людей, создающих прекрасное созвучие, например такое, как шестая симфония Чайковского. Как-то так, – закончил я своё объяснение и из чистого любопытства поинтересовался у Акима: – А тебе нравится Чайковский?
– Да, конечно, – ответил он с явной симпатией, – и в особенности шестая
Мне были приятны слова наставника, и я опять почувствовал жар своих ушей. Потирая мочки пальцами, я снова подумал: «Да, комплиментами я всё-таки не избалован».
Закончив чаепитие, мы вернулись в кабинет, а оттуда вышли на просторный балкон – на нас повеяло вечерней свежестью. Бриз с городской окраины потрепал мне волосы, и на ум пришла хоть и заезженная, но всё же бодрящая фраза «ветер перемен». Мы постояли какое-то время молча, просто облокотившись на перила, всматриваясь в гаснущие крыши домов и слушая затихающий рокот города, а потом Аким нарушил это безмолвие.
– Люблю в это время выйти сюда, – сказал он негромко, – послушать, как успокаивается уставший город. Он сегодня добросовестно потрудился. Впрочем, он всегда трудолюбив, и мне приятно после работы выйти сюда и ощутить себя на одной волне с ним, – повернулся лицом ко мне и признался: – А бывает так: проваландаешься весь день, а вечером выйдешь сюда или вообще на улицу и чувствуешь неприятный диссонанс, – иронично улыбнулся и объявил: – Ладно, нам пора, – и жестом пригласил в кабинет.
– Неужели ты позволяешь себе валандаться? – спросил я его, плюхаясь в кресло.
– Бывает. Я же не робот. Можно подумать, ты не лентяйничаешь.
– Бывает, – ответил я, подражая его интонации.
– Все мы позволяем себе слабости, – произнёс он примирительно и снова заговорил делово: – Хорошо, давай вернёмся к теме тотального житейского позитива.
– Давай.
– Чтобы настроиться на повседневное положительное начало, первое, что тебе надо сделать – это разобраться со своими старыми обидами. Я говорю не об обидах вообще, а об обидах на тех, кто так или иначе помешал твоему лидерскому развитию. Важно вспомнить именно эти несправедливости и огорчения, потому что только они удерживают тебя в прошлом и мешают твоему самосовершенствованию. А всё остальное сейчас тебе не важно. Понимаешь, о чём я?
– Понимаю.
– Хорошо, тогда продолжим. Я не особо религиозный человек и всё же обратил внимание на то, как похожи фразы «отпустить обиды» и «отпустить грехи», словно наши обиды – это наши грехи, которые не пускают нас в рай. Интересное сходство, не правда ли?
– Согласен, – ответил я и произнёс поговорку, пришедшую мне на ум: – Рад бы в рай да грехи не пускают.
– Верно. А какой синоним у глагола «отпустить»?
Я задумался, и он поторопил меня:
– Ну же! Давай, без раздумий!
– «Освободить»?
– Вот именно! Освободить!
Я широко улыбнулся, довольный нашим взаимопониманием, а он продолжал всё так же увлечённо излагать свою мысль:
– Вообще-то мне не нравятся все эти штампы: «отпустить прошлое», «отпустить обиды». Ведь те давние события произошли помимо твоей воли, и, по сути, это ты в плену у неприятных воспоминаний, а не они у тебя. Я предпочитаю говорить «освободиться от прошлого», «освободиться от обид». Улавливаешь разницу?
– Угу.
– Что угу? – передразнил он меня и требовательно спросил: – Как ты понял выражение «освободиться от обид»?