Разбудите Херцина!
Шрифт:
Терпел Вес, попивал только порой, когда совсем невмоготу становилось. Его жалеючи, полуполковник Хохолев властью данной ажно развести суженых грозился – прилюдно, перед строем. Однако ж слово обручальное было Весом дадено, а прапорщику росскому не след от слова отступать! Терпел.
Так бы и шло оно, да позор, однако, случился.
В питомнике в конце полевого года подводят итоги, лучших собак выбирают. И вот Хохолев при всём честном народе оглашает, что сукой года признаётся Маруся прапорщика Белицкого. Половина военных – в хохот, другая – молчит смущённо. Тут Вес и понял, что врут люди – не со всем гарнизоном погуляла его благоверная, а только с половиною. С тою, которой не до смеха было.
Понятно, почему не до смеха. Не смотри, что увалистый и косолапый, Белицкий весил с дюжину пудов, был крут да сноровист, и под горячую ногу ему бойцы старались не попадаться. А вот Марусю свою жалел нежно, пылинки сдувал, ни разу пальцем не тронул, хош и было за что.
Тут бы и разойтись ему с Марусей, ежели не по сердцу, а по уму поступать. Но сердце уму не соратник. Всего и сделал тогда Вес, что служебную собаку переименовал в Верную. Чтоб, значит, животное не срамить. Теперь-то собака померла, а верность её прапорщик помнил! И от Херцина того же ожидал.
Дело прошлое, да живучее. Высыпалась с тех пор нагулявшаяся жена, Херцин Веса и впрямь будил. И рос пёс, рос! Шерсть тёмная, с серебристым отливом. За год больше доброго хряка вымахал. С полдюжины пудов, тулово плотное, лапы крепкие и шустрые, даром что внутрь развёрнутые сильно. Ни дать, ни взять – второй прапорщик, только на четырёх ногах ходит. Подшучивали служивые, мол, Херцин – это Белицкий после полуведра браги.
Послушный, ни на шаг от Веса не отходил. И боец бесстрашный. Правда, драться ему не давали – ни один даже бульбуль бурский ему не соперник, чего ради слабым кости крошить?
А с месяц тому, жена Весова ушла. Из-за пустяка, казалось бы. Сказала, к столичному снабженцу. Чудно! Тому теперь женские ласки как нож острый. Супротив зубов Херцина и самая большая берцовая кость не сдюжит. Тем паче, похотливая конечность, за которую пёс ухватил кобелястого снабженца, когда тот воровато выскользнул из двери дома Белицкого. По запаху отработал, умница! Посчитал, видно, что суетливый носатик уносит что-то из имущества хозяина. Ведь всё, что пахнет Весом, это его достояние! И жена тоже. А на кой ляд мужику достояние, которое само раздаривает себя направо и налево – не собачьего ума дело. Рванул зубами, и ладно.
С того случая Херцина по приказу хенерала Ведмедёва поместили в клетку, где пёс тут же задрых на месяц, а Белицкий на тот же месяц запил, ожидая неизбежных разборок: снабженец – та ещё штучка придворная…
***
Утром уходящего года направился прапорщик Вес Белицкий с обходом к собачьим клеткам. Голова разваливалась со вчерашнего надвое, снег противно скрипел под ногами, солнце выбивало слезу из покрасневших глаз.
Жить не хотелось совсем, подкосил служивого уход Маруси. Если б война какая шла, так напросился бы в самое пекло – геройски голову сложить. Но Хохолев поведал, что войны нынче не предвидится, и самое большое, что может сложить Вес, коли не бросит пить, так это звание прапорщика и причитающееся продуктовое довольствие.
Война, не война, а дневальному по питомнику от обязанностей не уйти. Как говорится, утренний обход не отменяется, даже если больная голова вообще забыта дома на тумбочке. Грело токмо, что через три недели день начнёт прибавляться, всё ж повеселей на душе станет.
Конец ознакомительного фрагмента.