Разбуженный дракон
Шрифт:
Маги разошлись. Санти ощущал их смятение. Если бы он умел читать не только чувства, но и мысли, то понял бы причину их смятения. Они не понимали происходящего. Они не понимали этого дракона. Но отступать не собирались. Теперь двое из них старались зайти с флангов. Голова дракона маятником ходила над головами магов. Сумеет ли дракон, отяжелевший от еды, защитить себя? Юноша вспомнил Ди Гона. И еще он вспомнил слова Биорка о том, что настоящий маг может двигаться куда проворней, чем обычный человек. Из горла дракона вновь вырвался ужасающий крик. Даже Санти содрогнулся. Но не маги! Темные фигуры в длинных плащах, с тускло поблескивающими клинками, от которых во все стороны расползались щупальца Ужаса, сковывающие все живое.
Санти был защищен от пут Темной Силы Белым Мечом. А дракон?
Санти чувствовал: чародеи совсем не боятся крылатого гиганта.
«Серый! Улетай! – воззвал к нему Санти.– Они убьют тебя!»
Дракон смахнул его мысль, как человек отталкивает шалящего щенка.
Три мага ринулись вперед, разом, с невероятной быстротой…
И вот тут Санти, наконец, увидел, на что способен дракон. Огромная голова метнулась вперед быстрее, чем мысль. Один из магов взлетел вверх – сомкнутые челюсти ударили его в грудь, проломив грудную клетку. Он еще не коснулся земли, а треугольная голова уже устремилась вправо и ударила второго врага, вбив ему в легкие осколки ребер и подбросив на десяток локтей вверх. Третий маг с неимоверной быстротой метнулся вперед и ударил мечом по гибкой блестящей шее…
Клинок отскочил, не оставив и царапины, а живой таран, описав в воздухе полукруг, обрушился на чародея сверху, и мозг мага разбрызгался, как начинка спелого плода от удара палкой. И тут первый из магов, грохнувшийся на траву в двадцати шагах от дракона, встал. В груди его зияла огромная рана, но чародей, подобрав меч, бросился в атаку. Не на дракона – на Санти! Враг двигался с нечеловеческой быстротой, и все же дракон опередил его. Широкое крыло вскинулось вверх. Когтистые пальцы, растущие из среднего сочленения, растопырились и схватили мага за правое плечо. Острые кривые когти пропороли человеческие мышцы. Маг дико закричал, уронил меч. Челюсти дракона лязгнули, но чародей как-то ухитрился увернуться. Дракон разжал когтистые пальцы, стряхнув укрытую плащом фигурку на траву. И на сей раз узкие челюсти дракона настигли врага, с хрустом сомкнулись…
Серый взмахнул головой, и то, что осталось от тела мага, исчезло за краем обрыва. Спустя несколько мгновений Санти услышал удар о прибрежные камни.
Несколько
Но Санти не был настоящим магом. И не знал почти ничего из того, что следует знать магу. Он даже не удивился. Даже пард защищает своего хозяина, почему же дракон должен вести себя иначе?
И край крыла коснулся ног юноши!
«Мы не будем ночевать здесь! – услышал он мысленную речь Серого.– Плохое место!»
Что ж, вероятно, так и есть. И Санти спокойно шагнул на эластичную перепонку дракона, который только что убил троих людей. Не просто людей – магов…
Так свершилось то, что должно было свершиться. То, чего надеялись избежать те, кто за два с половиной столетия до рождения Санти, пересекли путь основателя рода Асенаров с путем народа вагаров. И соединили эти пути навсегда, чтобы в нужное время чистая кровь Асенара и добрая сила Белого Клинка вагаровой работы остановили возрождающуюся древнюю мощь – чтобы никогда больше не легла на земли Мира страшная тень окрыленной колесницы…
VII
«Шел второй месяц зимы, месяц Снега. А здесь, в лесах северо-западного Хольда, снега всегда вдоволь. Тяжелыми толстыми подушками лежал он на ветвях пихт и могучих голубых кедров, поблескивающим выпуклым ковром укрывал землю, превращая лес в подобие уходящего в бесконечность тронного зала Северного Владыки. Чистого сверкающего зала с множеством взметнувшихся ввысь серебряных колонн.
Слой снега – по горло среднеростому человеку. И достиг бы середины нагрудника Асхенны, как раз до медальона с родовым гербом, дарованным его отцу Торду. К счастью, Асхенне не приходилось измерять глубину сугроба собственным телом. Будь это так, он навсегда бы остался в лесах Владыки. Бегство Асхенны было столь поспешным, что лыж у него не оказалось. Убить же какого-нибудь зверя, чтобы сделать из его шкуры снегоступы, Асхенна мог и не успеть.
По счастью, с Асхенной – пард. Могучий боевой пард хольдской породы, неутомимый, густошерстый, вскормленный самим Асхенной и вышколенный им для себя. Пард стального цвета, без единого пятнышка, словно поседел от старости. Но эта седина – лишь знак чистоты крови. Как светлые с золотом волосы самого Асхенны. Пард в лучшем возрасте, не будь снежный покров свежим, широченные лапы зверя спокойно несли бы тяжесть и его самого, и вооруженного воина, сидящего в высоком седле. Так было, когда летел пард по твердому насту, унося Асхенну от преследователей. Но сейчас, после обильного ночного снегопада, корка стала слаба. Хотя бледно-золотые лучи, прорывавшиеся сквозь кроны, обещали, что к ночи, когда похолодает, наст станет твердым, как панцирь.
Буран (так звал своего парда Асхенна) передвигался короткими прыжками, каждый раз проламывая лапами наст и по брюхо проваливаясь в снег. Не будь шерсть парда такой густой и жесткой, лапы его до крови изодрались бы об острую корку. Но все равно зверю приходилось тяжко. Асхенне намного легче. И он мучился, сознавая, что ничем не может помочь другу. Воин готов был сделать остановку, но в седельных сумках не так уж много еды, а кто поручится, что ночью опять не пойдет снег?
Месяц назад Асхенне исполнилось восемнадцать лет. Вместо густой бороды, приличествующей воину-норгу, его нарумяненные морозом щеки покрывала редкая светлая поросль, сгущавшаяся на верхней губе. Асхенна – сын воина и воспитан отцом как воин. Для войны. Для этой войны. Одиннадцать дней назад светлорожденный Галуд, властитель Элека, был предательски заколот собственным братом, и благородный Торд, отец Асхенны, был убит на том же кровавом пиру. Впрочем, за двенадцать лет Смуты подобное стало в империи обычным делом. За Асхенной смерть пришла на следующее утро: кто оставляет в живых возможного мстителя? Убийцы нашли Асхенну… и кованный вагарами черный спад юноши оказался быстрее трех клинков, ищущих крови сына Торда. А Буран – быстрее пардов погони. От берега озера Лёйр, через земли русов преследовали Асхенну. И хотя мать его и бабка были русами, не осталось здесь родичей у Асхенны. Весь западный берег Руссы лежал в пепле и руинах. Только на землях веддов погоня отстала, может, потеряв след, а может, отчаявшись догнать неутомимого Бурана. Земли веддов тоже опустошила война. Асхенна видел флаги владетелей, развевающиеся над уцелевшими крепостями, но в брошенных деревнях не видел ни людей, ни скота, ни даже горсти ячменя. Не стал сын Торда искать у веддов убежища, подумал: тут и своих голодных ртов хватает. И направил парда на северо-запад, к Дикому лесу. Решил молодой воин ехать к вольному Гарду. Там, у подножия Ледяных гор, вблизи земель кузнецов-вагаров, которых не рисковали задевать ни светлейшие властители, ни наемные дружины, вряд ли достанет Асхенну рука врага! А в Гарде, городе рыбаков и морских охотников, владеющий мечом и парусом Асхенна найдет себе место. Год-другой на одном из кораблей, что бороздят Имирово море, а там, глядишь, настроение у богов переменится, и черный спад Асхенны попьет крови убийц.
Пард окончательно выбился из сил и остановился, тяжело дыша, жадно глотая снег.
– Ах ты бедняга! – ласково сказал ему всадник и соскочил в сугроб. Пард быстро лизнул его в нос розовым жестким языком и тут же лег. Асхенна утоптал снег, развязал седельную суму и вынул кусок жирного прессованного корма. Буран с хрустом принялся размалывать зубами коричневую лепешку, а его хозяин достал завернутую в мех флягу с теплым еще вином и узкую ленту вяленого мяса. Свернув пополам лепешку из ячменной муки, он засунул в нее мясо и принялся за еду. Как удачно, что в то роковое утро он собирался отправиться на охоту и приготовил припас на двенадцать дней. Сейчас от припаса остались крохи, но и до цели – не больше пятидесяти миль. Летом Буран донес бы его за один дневной переход, зимой же потребуется два-три дня. И то – если наст будет крепким.
''Ничего! – подумал Асхенна.– Дойдем! Буран найдет под снегом слизней, или я подстрелю кого-нибудь! Дойдем! Даже если снова будет снегопад!''
Воин прислонился к теплому боку парда и проверил, хорошо ли затянут чехол, защищающий от сырости лук и саадак со стрелами. Пард уснул, положив широкую голову на передние лапы, свернув в клубок мускулистое гибкое тело. Асхенна втиснулся внутрь этого клубка, и ему стало совсем тепло. Впрочем, молодому воину и прежде не было холодно: одежда из двойного меха, наружу и внутрь, хороша в самые жестокие морозы. И не нужно возиться с костром. Хотя, если он убьет кого-нибудь, огонь все равно понадобится.
Асхенна заснул.
Когда он проснулся, вернее, когда проснулся пард, разбудив и хозяина, уже наступил вечер. Стемнело, но даже для человека было достаточно светло. Луна плыла по звездному небу, и ее свет просачивался между лапами кедров и рассыпался блестками по снежному насту.
Пард встал, стряхнув с себя хозяина, и лизнул наушник его шапки.
Асхенна вскочил на ноги и ткнул рукавицей в стенку снежной ямы. Крепко! Надышали! А наверху?
Буран потерся головой о плечо хозяина. Человек, поняв, освободил зверя от груза: седельных сумок и оружия. Толкнувшись задними ногами, пард мягко вспрыгнул наверх, осторожно прошелся по снежной корке. Держит! Пард фыркнул, рыкнул и забегал кругами, прислушиваясь, принюхиваясь, перебираясь от одного ствола к другому,– искал слизней. Голубые слизни невелики, обычно – не больше локтя длиной. Поедая опавшую хвою, они возятся под снегом, затихая лишь в самые сильные морозы. Парду ничего не стоит услышать слизня даже под четырьмя локтями снега. Сам Асхенна притронулся бы к слизню, лишь умирая от голода. Впрочем, в Диком лесу и зимой достаточно более привлекательного мяса. Мясо это быстро бегает и неплохо защищается, но у Асхенны сильный лук, да и уйти от парда может разве что рогатый прыгун. А если наткнуться на стаю серебряных ящериц или желтых бахунов, из чьих шкур получается отличная, не хуже акульей, кожа для щитов – еды хватит на целую сотню всадников. Верно, однако, и то, что не один Асхенна охотится в лесу. Но хуруги сюда забредают редко, да и спят они зимой, а быстрые, как молния, короткохвостые белые рыси никогда по собственной воле не нападут на всадника.
По-настоящему опасны столько харсы – огромные голубые убийцы, свирепые кошки пятнадцати локтей в длину, в один прыжок покрывающие тридцать шагов. Да еще – Серые Убийцы, двуногие волосатые ящеры в двадцать локтей длиной. Эти не будут специально выслеживать парда и человека, как это делает харса, но не откажутся закусить при случае и тем, и другим.
Асхенна охотился и на харсу, и на Серого Убийцу. Но тогда он был не один, и охотников сопровождали псы, несколько больших свор. Без натасканных собак, если встретишься с гигантом-ящером один на один,– надежда только на ноги парда! А уж харса, Смерть Севера, настигнет даже парда, если окажется от него в нескольких прыжках. Впрочем, копье и меч Асхенны – с ним. Да и Бурана не стоит забывать. Хотя, по правде, против харсы пард – ничто.
Буран сильными ударами когтистых лап проломил корку и нырнул в сугроб. Асхенна слышал, как он рычит под снегом, забираясь глубже, отшвыривая задними лапами поблескивающую пыль. Воин выбрался из ямы, притопнул ногой – держит. Значит, будет держать и парда со всадником!
– Буран! – позвал он.
Пард выкарабкался из-под снега, поспешно проглотил остаток слизня и подбежал к хозяину. Асхенна спихнул его в яму, приладил к седлу груз и шлепнул парда по мохнатому крупу. Буран мощным прыжком выметнулся наверх, и Асхенна прыгнул в седло.
Теперь они двигались быстро. Пард бежал бесшумной рысью, Асхенна покачивался в седле, поглядывал по сторонам. Иногда ему чудились тени, скользящие по сверкающему в свете луны снегу. Но поскольку пард продолжал бежать в прежнем темпе, опасности не было. От быстрой езды Асхенна пришел в отличное настроение. Через день они достигнут реки Индир. А там и до Гарда рукой подать.
Буран бежал всю ночь. Хольдские парды воистину неутомимы! А утром Асхенна заметил несколько бахунов, длиннотелых желтоволосых ящеров, пожирателей слизней.
Увидев человека на парде, бахуны начали быстро зарываться в снег, но Асхенна успел сорвать чехол с наконечника копья и метнул оружие в последнего из желтых. К немалой силе броска прибавилась скорость мчащегося парда: тяжелое копье с широким, плоским, остро отточенным наконечником ударило в спину ускользающего бахуна, пробив прочную пластинчатую шкуру, обросшую сверху подобием волос. Редкой красоты получился бросок! Асхенна даже взвизгнул от удовольствия. Выхватив меч, он скатился в сугроб. Бахун корчился в агонии: железко копья перешибло ящеру хребет. Снег быстро пропитывался кровью. Асхенна схватил бахуна за хвост и рывком перевернул его на бок. Пасть ящера, полная мелких острых зубов, потянулась к человеку, но зверь уже издыхал. Ударом меча Асхенна перерезал светлое пульсирующее горло. Освободить охотничье копье оказалось потрудней.
Отрубив мясистые задние лапы и хвост, воин связал их вместе и отложил в сторону. Потом кивком головы разрешил томящемуся Бурану заняться остальным. Пард, рыча, набросился на окровавленную тушу и быстрыми ударами передних лап мгновенно выпотрошил бахуна. Набив брюхо внутренностями (больше пард ничего есть не стал), Буран уселся на хвост и принялся вылизываться. Асхенна дал ему время привести себя в порядок, а потом привязал к седлу отрезанные части и отправился дальше. Сырым бахуна не едят, и воин высматривал поваленное дерево, чтобы развести огонь. Подроста в Диком лесу нет, а рубить вековой ствол лиственницы или кедра – только зря тупить боевой меч!
Однако прежде, чем Асхенна нашел то, что искал, лес кончился. Прямо перед ним лежало ровное заснеженное пространство. Поверхность замерзшей реки.
Индир! Без всякого сомнения – Индир!
На западе поднимались ввысь отроги Вагаровых гор, белые, с коричневыми проплешинами отвесных круч.
Последние деревья стояли в нескольких шагах от берега. Пард рявкнул и осторожно спустился на лед. Сбоку ударил порыв ветра. И принес запах, от которого Буран с яростным рыком шарахнулся в сторону…
Вытянув мощную шею, опустив книзу круглую голову с крохотными круглыми ушами и задрав пушистую морду, сине-голубую, с темными полосками прищуренных глаз и розовым пятном носа, вокруг которого встопорщились длинные, с черными кончиками усы, дергая толстым хвостом, к ним кралась харса.
И пард, и Асхенна слишком поздно увидели хищницу, укрывавшуюся за откосом речного берега.
Пард еще раз взревел. В нем боролись два инстинкта: сражаться или бежать?
Но Асхенна знал: сейчас бежать бессмысленно. Хищница, в четыре раза превосходящая размерами Бурана, догонит в один прыжок.
Белые края пасти харсы раздвинулись, выдохнув негромкий, очень низкий рык. Ноздри ее расширились, втягивая запах добычи.
– Стоять,– вполголоса скомандовал Асхенна парду.
Не сводя с хищницы глаз, он поспешно сбросил верхние рукавицы, развязал веревки, которыми куски бахуна были приторочены к седлу.
Харса сделала еще один маленький шажок. Маленький – для нее. Брюхо хищницы прижалось к земле, но все равно широкая спина со вздыбленным вдоль хребта синеватым мехом была выше стоящего на прямых ногах парда.
– Стоять! – еще раз повторил воин.
Если пард побежит – харса прыгнет.
Размахнувшись, воин швырнул хищнице хвост и лапы бахуна. Мясо упало как раз между нею и всадником.
Харса продолжала подбираться к добыче. Она, безусловно, заметила мясо и учуяла запах крови, но сузившиеся в щелки глаза были направлены на человека и парда. Когда до мяса оставалось каких-нибудь три шага, а расстояние между харсой и всадником сократилось до одного прыжка хищницы, воин медленно вытащил из ножен меч.
Харса приподнялась. И вдруг быстро схватила мясо. Всю связку сразу.
– Беги! – приказал Асхенна. И пард сорвался с места. Если харса прыгнет сейчас и не достанет их – у нее будет второй и третий прыжок. А потом ей уже не догнать парда!
Харса прыгнула. Тело ее взвилось в воздух на высоту тройного человеческого роста. Тень упала на Асхенну. Пард сделал два прыжка, два коротких прыжка, набирая скорость, но огромная хищница уже падала на них сверху. Асхенна метнул меч…
И все-таки хищница не достала их первым прыжком. Промахнулась на длину собственной лапы. Это, однако, не имело значения потому, что харса прыгнула снова.
– Стой! – рявкнул Асхенна в самое ухо парда. И зверь послушно уперся лапами и заскользил по льду. У боевого парда выучка сильнее страха. Асхенна уже сорвал чехол с лука и накладывал стрелу. Длинное тело пронеслось над ними и упало на лед в двадцати шагах впереди.
– Стой! – еще раз приказал он.
''В глаз! Надо попасть в глаз!''
Хотя попасть в эти темные щелки было почти невозможно.
Харса стремительно развернулась, царапая когтями лед.
Тетива звонко щелкнула о рукавицу.
Асхенна не попал в глаз. Стрела воткнулась в могучий, шире, чем у тура, загривок, причинив не больше вреда, чем булавочный укол.
Асхенна изготовил копье, понимая, что толку от него, скорее всего, будет не больше, чем от стрелы.
Харса подбиралась для прыжка. Грудь хищницы была широка, как стена. Теперь вся надежда на ловкость парда. Буран понял это и не двигался, выжидая. Он оскалил клыки, но клыки парда в четыре раза короче, чем клыки харсы. Они попросту утонут в густой щетке ее шерсти.
А хищница не торопилась. Раз добыча больше не убегает, можно не спешить. Этот прыжок будет последним. Ее лапы ударят по голове парда и расплющат ее, как гриб. Зверь упадет, и человек, который сидит на его спине, упадет вместе с ним, не успев выпустить свои острые когти. Харса не в первый раз сталкивалась с людьми и знала, чего от них ждать. Она трижды выходила победительницей из таких схваток. Теперь же, когда человек и зверь – одни и с ними нет даже маленьких неповоротливых тварей, у которых такое вкусное мясо, ей, харсе, не придется платить царапинами, которые остаются от острых человеческих когтей. И теперь она не промахнется. Этот прыжок – наверняка. Дважды ее никто не обманет!
Рев, еще более страшный, чем ее собственный, подобный раскату грома, нет – громче грома, потому что раздался совсем рядом, заставил харсу подпрыгнуть, развернувшись в воздухе.
Серый Убийца! Свирепый ящер, который не раз вставал у нее на пути! И почти всегда уступал с тех пор, как харса вошла в полную свою силу. Волосатые ящеры не любят драться! Если враг равен – они пугают его. И бегут, если их не боятся! Харса знала это!
Но Серый Убийца, бросивший ей вызов сейчас, был готов к бою! Его длинная пасть, полная треугольных зубов, не уступающих ее клыкам, распахнулась, как пещера, и новый оглушительный рев вырвался из смрадной глотки ящера.
Харса ответила ему собственным мощным рыком, но как жалко он прозвучал после рева Серого! Ящер, и без того огромный, увеличился еще больше. Теперь он был вдвое выше харсы. Ни один хищник не вступит в бой, если не уверен в победе и может избежать драки. Харса пятилась. Серый Убийца надвигался…
…Огромная серая гора с пещерой пасти, с мощными когтистыми лапами. Асхенна смотрел на него, задрав голову. Ящер был огромен, как морское чудовище. Такое существо просто не может ходить по суше. Даже пард под воином окоченел от ужаса.
Это казалось невозможным, но, приближаясь, ящер вырастал еще больше. Мечущийся из стороны в сторону хвост харсы взвихривал поземку на льду. Этот хвост почти касался лап Бурана. Асхенна видел спину хищницы – на уровне своего плеча. Пятясь, она поравнялась с пардом. Шерсть на хребте и загривке харсы стояла торчком, а распушившийся хвост стал вдвое толще. Ее спина была намного шире спины парда. Гигантский зверь! Но в сравнении с этим Серым Убийцей – не больше дворовой кошки!
Нервы харсы не выдержали. С басистым воплем она взметнулась вертикально вверх на добрых десять локтей, а потом, с оглушительным воем, гигантскими прыжками пустилась прочь.
Смрадная пасть Убийцы нависла над Асхенной, как перевернутая пропасть. Она могла накрыть его целиком, и воин уже не видел ничего, кроме этой пасти, багровой дыры с рядами желтых зубов, каждый – длиннее его руки. Горячий ветер заставил его прищуриться.
Да, Асхенна охотился на Серого Убийцу. Да, он дважды вонзал копье в грудь хищного ящера. Но те, которых он убил, были, вероятно, детенышами. Рука Асхенны, державшая копье, опустилась. Что может сделать клинок, более короткий, чем эти клыки?
Ящер огромен, как бог!
Асхенна судорожно втянул гнилой дух, зажмурился и перестал дышать.
''О боги! – взмолился он.– Пусть это произойдет быстро!''
Прошло мгновение. Еще одно. И еще…
Асхенна был жив. Мускулы парда, застывшие в каменной твердости, шевельнулись. Асхенна вдохнул: воздух был чистым и холодным. Ни смрада, ни жара. Воин открыл глаза.
Серого ящера, Горы, Убийцы – не было!
Пард фыркнул.
Асхенна озирался по сторонам. Ящера не было! Никого не было… Почти никого!
После харсы и Серого Убийцы разве мог воин сразу заметить маленького человечка в шаге от груди парда?
Лишь когда Буран наклонился, чтобы обнюхать незнакомца, взгляд Асхенны опустился ниже собственной макушки, и юноша заметил стоящего.
Человечек был одет в длинную меховую куртку с капюшоном; на ногах – меховые сапоги до колен. Куртка распахнута, под ней серебрятся звенья кольчуги. Короткий меч у бедра и арбалет за спиной – под стать маленькому воину, навершье шлема которого – не выше локтя Асхенны, стань он рядом с малышом.
Тут только сын Торда вспомнил о вежливости и спрыгнул на лед, припорошенный тонким слоем снега.
– Где он? – спросил воин хриплым голосом.
– Кто? – Голос незнакомца был тонок, даже визглив.
– Убийца!
– Разве ты его не видишь? – В уголках глаз маленького человека появились морщинки – он улыбался.
– Как так? – обескураженно пробормотал Асхенна. Тут он заметил, что все еще держит в руках копье, и воткнул его древко в снег.
– Не мог же я позволить харсе так запросто вас сожрать! – произнес маленький человек и вдруг звонко рассмеялся.– Прости! – извинился он.– У тебя очень забавный вид!
– Смейся, сколько пожелаешь! – сказал смущенный Асхенна. Он наконец начал соображать, что к чему.– Ты – вагар?
– Ты догадался? – с иронией сказал маленький воин.
– Значит, ты и есть тот ящер? – глуповато улыбаясь, спросил Асхенна.
– В некотором роде.
– О! То-то я помню: у него была красная, а не черная пасть!
– Честь твоей памяти! – Вагар слегка поклонился.– Харсе – все равно, но я учту на будущее!
– Благодарю тебя! – Асхенна склонился настолько низко, насколько позволяла ему одежда.
– Пустое! Кажется, ты отдал свой завтрак кошечке?
– Глупо! – Асхенна смутился.– Я не знал, что она так прожорлива!
– Почему – глупо? – возразил вагар.– Умно. Для того, кто не знает харсу. Но я имел в виду: ты, верно, не прочь поесть и передохнуть? Ты и твой пард? Мое жилище рядом!
Асхенна представил себе мрачное подземелье, освещенное коптящими факелами. Но он действительно устал и был голоден!
– Да! – сказал он.– Благодарю тебя! И за жизнь – тоже благодарю! Садись в седло! Бурану ничего не стоит нести двоих!
Вагар положил руку на бок парда. Асхенна взял Бурана за ухо – на случай, если зверь попытается цапнуть вагара. Но пард стоял смирно и только косился коричневым глазом.
Маленький воин вспрыгнул на спину Бурана. Высокое седло не слишком удобно для двоих, но вагар был так мал, что они отлично поместились в нем.
– Куда? – спросил Асхенна.
– Ты не хочешь забрать свой меч?
– Да! – Воин почувствовал, что краснеет. К счас-тью, вагар не видел его лица.
– Вниз по реке! – произнес маленький воин, когда Асхенна подобрал оружие.– Меня зовут Бьерени, сын Улфа!
– Асхенна, сын Торда, светлорожденный!
– Если сие – не тайна: что привело благородного Асхенну, сына Торда, на берег реки Индир?
– Я бегу! – честно признался воин.– Хочу добраться до Гарда. Поживу там, пока, с помощью богов, не смогу вернуться, чтобы оплатить долг крови!
– Богов? – Воин услышал смешок вагара.– Ты вернешься, светлорожденный Асхенна! – уверенно сказал маленький воин.– Хотя насчет Гарда – не знаю…
– А куда мне направиться? – спросил воин. О магических талантах Маленького Народа он слышал с детства, а теперь лично убедился в том, что это – правда.– Куда мне ехать, Бьерени, сын Улфа?
– Сначала – ко мне,– сказал вагар.– Кстати, вон там – мой дом!
Асхенна очень удивился, увидев не вход в подземную пещеру, а обыкновенный бревенчатый сруб с маленькими окнами и острой двускатной крышей.
– Его строили люди,– рассеял вагар недоумение Асхенны.– Строили для меня. И для тебя, разумеется! – Бьерени снова засмеялся, звонко и заразительно.– Ты ведь согласился здесь позавтракать и отдохнуть! Как знать, может, тебе понравится, захочешь задержаться подольше! – Вагар спрыгнул с парда, и наст хрустнул под его ногами.
Асхенна тоже спешился.
– Войди! – предложил ему Бьерени.– Дверь не заперта.
– Благодарю! – Асхенна с привычной ловкостью освободил парда от груза и упряжи и, взвалив этот немалый вес на спину, шагнул через порог…»
– Попробуй вот этого, мой Санти! Ему почти сотня лет! – Ронзангтондамени наполнила бокал из розового хрусталя темно-красной густой влагой.
– Уже чувствую! – Юноша улыбнулся и добавил, чтобы сделать ей приятное: – Оно пахнет, как ночь любви!
«Он – со мной и не со мной!» – огорченно подумала Ронзангтондамени. Но истинные чувства не отразились на ее лице. Наоборот, она широко улыбнулась и пододвинула Санти фруктовый пирог, аккуратно нарезанный на тонкие ломтики.
– Ты вдоволь поразмышлял за эти три дня?
Санти угадал ее мысли, даже не прислушиваясь к ним. Впрочем, он никогда и не заглядывал в ее мысли – это недостойно!
– Да. А этой ночью, если позволишь, я хотел бы остаться с тобой, Ангнани! – ласково проговорил юноша, положив руку на ее кисть.
Щеки Ронзангтондамени вспыхнули, и она прижалась лицом к прохладной ладони Санти.
– Я счастлива! – прошептала она одними губами, глядя в зеленые глаза возлюбленного.
– Прости, мне часто приходится покидать тебя! – проговорил юноша.
– О! Не тревожь себя! – с жаром возразила женщина.– Я забываю обо всем, когда ты рядом!
«А когда – нет? – подумал Санти.– Будь ты не Женщиной Урнгура, а просто женщиной, что ты сказала бы тогда?»
Если бы Санти посмел заглянуть в мысли Ронзангтондамени, он понял бы, насколько Женщина Урнгура отличается от его фарангских подруг. А поняв, захотел бы, смог бы остаться с ней? Ведь то, что испытывал к Ангнани юноша, вряд ли можно было назвать любовью! И что остается от нежности, когда перед ней стоит не слабость, а Сила?
Ангнани была так близка к Санти все это время, что юноша привык к ней, как привыкают к собственному лицу. И у него было довольно дел, чтобы не искать зеркала.
– Я счастлива, мой Санти! – вновь прошептала женщина.
Синие глаза ее сияли ярче сапфиров диадемы.
Вошел слуга.
Женщина Гнона обернулась на звук раздвинувшейся завесы, и огонь любви в ее глазах сменился пламенем гнева.
– Я приказала не беспокоить нас! – Она все еще сжимала руку Санти, но уже отняла ее от своей щеки.