Разделенные
Шрифт:
— О, гость! Тот самый кайн, да? Эй, разуваться не надо, на улице чисто же!
Акайо нерешительно поднял голову. Рядом с ним присел на корточки Гааки, протянул дружелюбно руку. Акайо припомнил, как пожимали друг другу руки медсестра и господин Сааль, и попытался повторить этот жест. Гааки широко улыбнулся, вставая:
— Неплохо для первого раза! Лааши меня еще днем предупредил, что привезет тебя, так что ужин я приготовил на троих.
Акайо усадили на странную конструкцию из изогнутого листа непонятного материала, на тарелку со сковородки шлепнулся толстый кусок жареного мяса. Гордо улыбнулся Лааши:
— Настоящий стейк! Гааки у меня мастер по части жарки диких кабанов! — Гааки при этих словах покраснел и хлопнул друга по голове ярко-розовой лопаткой, которой до того раскладывал стейки. На желтых волосах остались капли жира, которые Лааши, смеясь, попытался стереть мягкой белой бумажкой.
Акайо, косясь на то, как Гааки режет свой стейк, постарался действовать так же. И понял, что ножом, которым можно легко разрезать мясо, можно разрезать и его самого.
— Эй, с тобой все хорошо?
Гааки смотрел на него озабочено, Акайо медленно кивнул, продолжив резать стейк. Кивнул в ответ еще на пару каких-то вопросов, сконцентрированный на плане.
Его хотели оставить здесь спать. Нужно было запомнить, куда положат ножи. Нужно было сделать так, чтобы в больницу его доставили не скоро.
Тут план забуксовал. Чтобы все получилось, дом должен был быть пустым.
Акайо понимал, как легко сделать это, но все равно будто натыкался на непреодолимую преграду в размышлениях.
Наконец, ему удалось превратить ощущение неправильности собственного плана в подходящие слова.
Если он убьет этих людей, чтобы завершить свое дело, это будет бесчестно. Хоть он и кайн, а они эндаалорцы, они не ожидали нападения. Не считали его врагом.
Он впервые проговорил это в своей голове. Эндаалорцы, ни один из них, ни мгновения не считали его своим врагом. Даже поверженным или плененным врагом. Он был для них скорее чем-то вроде зверушки, по глупости повредившей лапу. За которой надо присматривать, чтобы этого не повторилось. Которой нужен был хозяин просто потому что она — зверушка.
“Безобидная зверушка”, безжалостно исправился он.
Для этих людей, строящих огромные дома, создающих невиданные машины, вся армия ясного императора была всего лишь стаей безобидных зверушек.
Его потрясли за плечо. Рядом с обеспокоенным лицом сидел Гааки.
— Эй, Акаайо, что с тобой? Я же вижу, что тебе плохо.
Акайо сглотнул, не отрывая взгляда от тарелки. Стейк на ней был разрезан на такие крохотные части, что его следовало бы есть ложкой. Акайо разжал будто ставший чужим кулак, выпустив острый, такой острый, такой близкий нож. Узкая полоска стали упала на стол, зазвенев плохо сделанным колокольчиком. Соскользнула на светлый пол, дрожа и пуская блики. Затихла.
Побледнело доброжелательное лицо Гааки. Лааши невыразительным голосом попросил Акайо встать, подвел к разложенному дивану, предложил прилечь. Отошел, не выпуская из рук поводок, который легко удлинялся, пока тот, кто его держал, этого хотел.
Акайо лежал, глядя в потолок. После накатившей на него волны, в голове не осталось связных мыслей, только какие-то ошметки вроде тех, что иногда выносит на берег после кораблекрушения.
Женщина, которая починила бокс, была по-своему права. Но принять то, что всю жизнь ему врали, было гораздо сложней, чем вонзить меч себе в живот.
Шепотом ругались хозяева дома. “Дурак, он же кайн, только-только из армии, таким даже ручку не дают!” “Ты бы предупредил хоть, я-то откуда знал?! Ты бы еще бомбу домой притащил!”
Кажется, им все-таки было страшно. Так же страшно, как людям, которые внезапно поняли, что принесли из леса тигра, приняв его за домашнюю кошку.
Акайо вдруг подумал о том, что кровных братьев здесь, наверное, нет. Точно так же, как нет традиции есть палочками и носить широкую многослойную одежду. Он приподнялся, заглянув за спинку дивана.
Лааши и Гааки целовались, сидя рядом за столом.
Акайо смотрел на них несколько мгновений, затем снова лег. Его разум хотел просто положить этот свиток на полку, но Акайо заставил себя не делать этого. Постарался вспомнил все, что когда-либо слышал о том, чтобы мужем и женой были мужчины.
Вспоминалось мало. Такого просто не бывало. Семья — это для рождения детей, жена должна подчиняться мужу, как все женщины подчиняются мужчинам. Мужчина в роли жены — это неестественно, это попросту невозможно.
Как и женщина, чинящая сложный механизм и дающая советы стоящему выше нее по рангу. Да и вообще женщина, дающая советы мужчине…
Думать обо всем этом должно было быть страшно. Это ведь разрушало какие-то фундаментальные основы, правила, по которым жила империя. Наверное, он испугался бы всего, что увидел в этом доме. Если бы вообще мог испугаться сильнее, чем сейчас.
Акайо медленно перевернулся на бок, свернулся клубком. Он спал так в детстве, до того, как ему сказали, что воины императора должны спать на спине и держать руки над покрывалом. До того, как его начали учить быть хорошим солдатом.
Он проснулся и сел раньше, чем Лааши коснулся его плеча. Тот тут же отдернул руку, вымучено улыбнувшись.
— Доброе утро! Нам на работу пора. Перекусим сейчас по-быстрому…
Они позавтракали парой сооружений из двух ломтей хлеба, между которыми топорщились зеленые листья. В высоких, неестественно прозрачных стаканах пузырилась какая-то жидкость, слишком сладкая, чтобы утолять жажду. Гааки еще спал, с головы до ног замотавшись в покрывало, только волосы разметались по подушке. Акайо заметил, какие взгляды то и дело бросал на него Лааши, и тихо спросил, подавляя желание спрятать вопрос за цветистым стихом: