Раздели со мной вечность
Шрифт:
– Спасибо Лорен.
Я кивнула обоим, и мы, не спеша направились в сторону выхода.
– Мне так много нужно тебе рассказать, - начинает мама.
Меня до сих пор пробивает маленькая дрожь, а руки настолько вспотели, что мне кажется на кофте остались мокрые отпечатки.
– Мне тоже.
Она кивает, явно удовлетворенная.
– Но, это подождет. – Она делает долгую паузу и внимательно разглядывает меня. – Как ты?
Мне
Я пытаюсь понять, как я себя чувствую, и могу ответить одно. Никак. Мое сердце продолжает биться, но я не чувствую себя живой. Такое чувство, что от меня оторвали частичку меня. Хотя, так и есть. С ним, умерла и я.
Не хочу портить маме настроение, но отвечаю:
– Я чувствую себя пустой. Теперь, когда я просыпаюсь по утрам в пустой пастели, мне хочется умереть, потому что я понимаю, что никогда не увижу его улыбку вновь. А когда я наливаю себе кофе, я курю его любимый кальян и пуская дымовые кольца, чтобы моя квартира пала его любимым яблочным табаком. Я всегда оставляю дверь в ванной открытой, когда иду в душ, в надежде что он придет, но потом вспоминаю, что его нет. Я прихожу в его любимый кафетерий и по привычке заказываю два кофе, а потом несу его домой. А когда мне не хочется возвращаться домой, я покупаю его любимый сандвич и с гитарой иду на кладбище, что бы спеть ему мои новые песни. – Я чувствую, как чья-то теплая ладонь ложится мне на плечо и сжимает его, я поздно осознаю, что это не мама, а Дерек, который старается поддержать меня в каждую минуту, находясь рядом со мной, и я ему за это очень благодарна. Даже, несмотря на то, что мать осуждающе смотрит на его руку, которая и сейчас лежит на моем плече.
– Смотрите, это Лорен. Та самая, Лорен. Лорен Грин. Я просто не верю, - кричит девушка справа, я оборачиваюсь, когда Девин говорит:
– Сейчас не время, извините.
Я смотрю на расстроившуюся девушку и понимаю, что не должна портить настроение своим фанатам, если оно испорченно у меня.
– Не стоит, - говорю я и подхожу к девочке с фиолетовыми волосами. – Как тебя зовут?
Ее глаза загораются, когда она понимает, что я обращаюсь к ней, она открывает и закрывает рот, прежде чем произносит.
– Ол… Оливия.
– Очень приятно, Оливия. Я могу с тобой сфотографироваться? – спрашиваю я, и она счастливо кивает. Много раз.
Достаю телефон и прошу Дерека сфотографировать нас.
– Сколько тебе лет?
– Двадцать один. Скоро будет двадцать два. – моя ровесница.
– Как ты планируешь отметить день рождение?
– Тебе действительно интересно?
– Эй, - она кажется расстроенной, - если я спрашиваю, значит да.
– В компании бабушки, у меня нет подруг, а мой парень улетает в то время в Германию, так что, в компании женщины, которая свою челюсть хранит в стаканчике с водичкой. – Пытается пошутить она, а я улыбаюсь.
И почему-то у меня всплывает внезапная идею.
Я буру ручку и чиркаю свой номер телефона на ее руке.
– Позвони мне сегодня после одиннадцати. Буду ждать. – Я улыбаюсь и ухожу прежде чем она успевает сказать спасибо.
– Ты действительно дала ей свой номер? – удивленно спросила мать.
– А что в этом такого?
– А то, что она будет названивать тебе теперь постоянно, ты об этом не подумала?
Конечно я об этом подумала. Но что-то мне подсказывает, что она не будет пользоваться моим номером слишком часто, пока я сама не захочу. И возможно, она даже постесняется позвонить мне сегодня.
Вот только я не могу понять одно, я столько лет жила без маминых наставлений, и теперь, она решила, что может вмешиваться в мою жизнь?
Видимо выражение моего лица отразило все мои эмоции:
– Ничего, прости, я не должна была этого говорить.
Может я остро реагирую?
– Ничего.
Она берет меня за руку, а идет чуть медленней и шепчет мне на ухо, так чтобы не слышали Дерек и Девин:
– Я хочу сходить на кладбище. – Она замолкает и ждет моей реакции, а когда мама внимательно вглядывается в мое лицо и не замечает ни единой эмоции, продолжает, - Ты позволишь мне посетить его могилу?
Позволю ли я?
Конечно нет!
Что она забыла на могиле Алекса, которого так невзлюбила с самого начала? Мне хочется высказать по этому поводу очень много, но потом я смотрю на ее невинное лицо и понимаю, что сейчас, она изменилась. Пусть и на время.
– Если ты этого хочешь.
Мы молча спускаемся на эскалаторе, а когда людей вокруг становится меньше, мама опять начинает:
– Мне звонил отец Алекса. Почему та девушка думает, что это из-за тебя его не стало?
Откуда я знаю? Может она психически неуравновешенная? У нее не все дома? Она сектантка? Или я просто ей не нравлюсь? Откуда, черт возьми, я должна это знать?
Моя мать только приехала, но мне уже хочется, чтоб она села на ближайший рейс и улетела в свой Бостон.
Почему она спрашивает про это? Она разве не понимает, что мне больно говорить про человека, которого я безумно люблю, но которого теперь никогда не увижу.
Мне хочется ответить что-то про отца, спросить у нее, как она отреагировала, и что она после этого чувствовала, но вместо этого я говорю:
– Я не знаю, мам. Она не моя подруга. Как твои успехи в реабилитации? – Пытаюсь перевести тему я, и это срабатывает. Она начинает рассказывать, как познакомилась с двумя женщинами, у которых похожая жизненная история и как они весело проводят время. А я в своих мыслях, думаю, как было бы чудесно скрыться от всего мира. Запереться в ванной комнате, и слушать музыку, растворяясь в горячей джакузи.
Я мысленно составляю список песен, которые собираюсь послушать, когда мать говорит: