Раздвоение хвостов
Шрифт:
Следующие три ночи он очаровывал Майю и в четвертую попросил у нее ключи.
– Ты хочешь меня бросить? – изумилась она.
– Я вернусь, чтобы забрать тебя с собой.
– Я дам тебе ключи, – согласилась Майя, – но только подержать. Обещай, что не будешь вставлять их в замочную скважину.
Зигмунд пообещал.
Когда около четырех утра Майя покинула его, он вставил ключ в замок и повернул. За дверью было очень тихо. Он потянул створки на себя и они легко подались. Створки были картонными, а за ними снова
Зигмунд проверил остальные двери и убедился, что выхода из палаты не существует.
Он попытался разбудить старика и узнаь от него правду, но старик лишь маразматически бормотал. Положение становилось отчаяным.
– Должна огорчить тебя, – сказала Майя на утро. – пока лечение не помогает.
Тебе становится хуже.
– Меня не устраивает ваше лечение. Я все равно уйду.
– Попробуй, – спокойно ответила Майя и сжала ему запястье. Зигмунд ужаснулся физической силе этой женщины.
– Но зачем я вам нужен? Отпустите меня, пожалуйста.
– Во-первых, ты мне нравишься. А во вторых, твоя болезнь сейчас в такой стадии, что ты не вынесешь переезда.
– Ну сюда-то я приехал сам, – возразил Зигмунд.
– Да, но с той поры многое изменилось. Ты, огорчу тебя еще раз, заразился раздвоением позвоночника, а все потому что ел из одной миски с заразным больным.
– Но ты же сама меня заставила!
– Да, твоей вины в этом нет. Но если болезнь будет прогрессировать, тебе назначат пунцию. Ты ведь знаешь, что такое пунция, да? Это больно. Это больнее, чем просто смотреть. Так ты будешь хорошим мальчиком? Теперь отдай ключ.
В этот же день пришли два санитара, накрыли еще живого старика тряпкой и вынесли на носилках. Потом вынесли и коврик, на котором спал Зигмунд.
– Радуйся, теперь будешь спать на кровати, – сказали они и Зигмунд послушно лег на кровать, пропахшую смертью. На стене виднелись надписи: плохо, хуже, еще хуже, совсем плохо. Зигмунд не мог отделаться от чувства, что эти надписи относились к нему.
Он решил вести себя хорошо, до поры до времени.
Майя оказалась не так доступна, как показалось Зигмунду сначала. Майя стала каризна и изобретательна.
– Я отдамся тебе тогда, – говорила Майя, – когда увижу, что ты любишь всей душой. Тебя выдают губы: ты такой хищный и свирепый. Смирись и будет хорошо.
Стань мягким и будешь иметь меня всю. Сильные женщины любят мягкость.
Зигмунд изо всех сил пытался стать мягким. Майя день деньской играла с ним в такси: это означало, что он носил ее на руках, а она платила по счетчику поцелуями. К концу дня Зигмунд так уставал, что ни о чем не мог думать.
Кормили плохо и Зигмунд сильно исхудал. Майя весила килограм под девяносто; уже побаливало сердце и начинал шалить желудок от несвежей пищи. Но он никак не мог уйти без ключа. Наконец он не выдержал.
– Майя, я хочу тебя всю! – сказал он, – посмотри на меня,
Майя посмотрела внимательно и осталась довольна.
– Ладно, – сказала она. – Я раздеваюсь.
Когда она разделась, Зигмунд ужаснулся. ТАКОГО оборота событий он не ожидал.
– Ну будет тебе, – сказала Майя, я же тебя предупреждала, что под халатом у меня некоторое распространенное уродство, а ты сказал, что хочешь меня всю.
Бери.
– Но я не думал, что ты мужчина!
– О да, это и есть мое уродство, – согласился Майя, – это несчастье всей моей жизни. Но я люблю мужчин, мягких мужчин, вроде тебя. Теперь ты мой, бутузик, я тебя не отпущу. И он набросился на Зигмунда и стал разрывать его халат.
– А ты силен, – сказал он минуту спустя, потирая разбитую скулу.
Таких драчунов мне пока не встречалось. Я тебя заморю.
И он отобрал разодранный халат и оставил Зигмунда голым. Всю следующую неделю еду не приносили. На седьмой день пришли два санитара, подхватили умрающего Зигмунда под руки, набросили на него тряпку.
– Пойдем, сбросим тебя в яму, – объяснили они Зигмунду. – Все равно тебе не жить.
Зигмунду отчаяно не хотелось умирать, хотя где-то в глубине уже было все равно, совершенно все равно, и даже кто-то третий в его сознании удивлялся такому раздвоению.
– Дайте мне последний шанс, – тихо попросил он, – я же на все согласен.
– Тогда к лечащему врачу, – согласились санитары, – нам, вообще-то, все равно.
Майя сидел за столом с бумажками. Он был с усами и в костюме. Усы казались настоящими. В них было полно седины.
– Я согласен на все, – сказал Зигмунд, – что мне сделать?
– Теперь уже ничего. Вы видите на мне халат или костюм? – неожиданно вежливо спросил Майя.
– Костюм.
– Я мужчина или женщина?
– Мужчина.
– Мы с вами в кабинете или в палате?
– В кабинете.
– Тогда с вами все кончено, – сказал Майя. – Вы умрете.
– Но за что?
– Вы мне нравитесь, действительно нравитесь, – сказал Майя, – я не могу вас спасти, честное слово, но я совершу для вас професиональное преступление: я раскрою вам тайну. Я делаю это в первый раз в жизни.
– Ради меня?
– Нет, я не бескорыстен. За это вы должны ответить на один мой вопрос, всего на один. Предупреждаю, это неравная сделка. Вы все равно умрете и унесете мои слова в могилу, они вам ничего не дадут. А я узнаю… то что узнаю. Вы согласны?
Зигмунд согласился.
– Понимаете в чем дело, – сказал Майя. – Дело совсем не в вас. Завязли мы все. И очень давно. Все дело в этих чертовых повязках. Как только наши органы чувств стали работать с помощью компьютера и только с помощью компьютера, оказалось возможным подсунуть нам искусственную реальность. Осознайте эту мысль.