Раздвоенное сердце

Белитц Беттина

Я растерянно молчала. Неужели Колин психически болен? Преследователь? Я искала глаза отца, но он задумчиво смотрел на свой книжный шкаф.

– Тогда вчера ты вел себя не очень-то профессионально, - сказала я надтреснутым голосом.

– Элиза, чего же ты от меня ожидала. В конце концов, здесь идёт речь о моей дочери. Никакой отец не будет смотреть с удовольствием на то, как такой тип как он, присматривается к его девочке.

– Он не присматривается ко мне, - возразила я резко. Этого точно нельзя было утверждать.
–

Он меня посылал снова и снова.

– Но не сразу, не так ли?
– спросил папа. Это прозвучало как-то торжествующе.
– Он тебя к себе подпускает, организовывает встречи, а потом снова посылает. Пфф. Я же сказал, преследователь. Сначала пряник, потом кнут. Так они заполучают свои жертвы.

– Я не жертва. Я сама посещала его, по своей воле, - подумала я, но не смогла это высказать. И всё же. Если папа говорил правду, то она была отрезвляющей. Тогда Колин был самым худшим выбором из мужчин, который я когда-либо делала. А я делала его уже пару раз.

– Что он тебе такое рассказал?
– осторожно спросил папа.

Что-то в его позе заставило меня насторожиться. Может быть, будет лучше не выкладывать всё, а притвориться глупой.

– Вообще-то то, что ты сумасшедший. И я ему почти поверила, - ответила я нерешительно. – Какую-то историю об украденных сновидениях и чувствах. Не знаю. Я не очень хорошо поняла.

Папина рука дёрнулась. Потом самообладание вернулось к нему. Ты врёшь, подумала я с негодованием. Ты всё ещё врёшь.

– Мне очень жаль, что я был так зол, Элиза. Но, пожалуйста, держись от него подальше. Если он тебя ещё раз побеспокоит, то немедленно дай мне знать об этом, - он улыбнулся мне, пытаясь расположить меня к себе. А это он умел.

– Как я уже сказала, он не преследовал меня, - сказала я холодно.

– Пока ещё нет, - исправил меня папа.

– Но если он такой сумасшедший и больной и такой опасный, почему он тогда спокойно гуляет на свободе?

Папина рука снова дёрнулась.

– По закону, Элиза. В этой стране по-прежнему трудно арестовать преследователя. А он ещё пока что никому не нанёс серьёзные телесные повреждения. Но если бы это зависело от меня ...

– Конечно, - согласилась я с ним ласково.
– Тогда он давно сидел бы за решеткой. Навсегда.

Какая ирония судьбы. Папа всегда был противником закрытого отделения, я точно это знала. Для него оно было актуальным только тогда, если жизнь пациента или других была в опасности. И даже тогда он говорил, что решетки на окнах и валиум были далеко не самыми хорошими средствами для лечения.

– Я думаю, эта тема превышает твою компетенцию, Елизавета, - сказал он.
– Я попрошу завтра коллегу, чтобы он взял лечение на себя. Это самое лучшее для всех участников. А домашний арест не отменяется - для твоей же безопасности. Спокойной ночи.

Я встала и покинула без комментариев его кабинет.

– Ты держишь свою дочь за дурочку, - прорычала я, пока поднималась по лестнице.

Я бы его с удовольствием спросила, как же зовут этого ах-такого-больного пациента. Как его второе имя и фамилия. Потому что они ни разу не были упомянуты.

И всё-таки это было так заманчиво - поверить папе. В конце концов, это будет означать, что мой отец самый обыкновенный человек. Ничего такого, как быть укушенным и ограбленным в попытке быть крещённым кровью. Нет, обыкновенный отец, как и все другие. И это означало, что Колин был душевнобольным.

Я откинулась на спину на кровати и прижала подушку к своему разгорячённому лицу. Колин душевно больной? Да, конечно, то, что он рассказал об украденных сновидениях и истории о полукровках, было довольно запутанно. И это было правдой, что Колин один раз подпустил меня к себе, а потом снова послал.

К тому же, ещё его бахвальство с его многочисленными лошадьми, которые у него были, его учёба в университете, его дом и его такое прекрасное знание людей. Это действительно было похоже на кого-то, у кого реальность не была полностью под контролем. А потом ещё каратэ. Фу, какая невозможная комбинация.

С кем я только могу об этом поговорить, чтобы хоть немного понять происходящее? Это должен быть кто-то, кто знает отца. Хорошо знает отца. Чтобы поговорить с мамой, не могло быть и речи. Мама будет поддерживать папу, что бы ни случилось.

– Пауль, - прошептала я с надеждой.

Я позвоню Пауль. Может быть, он знал больше, чем я. А может он просто выслушает. Я взяла свой мобильный с прикроватной тумбочки, подошла к окну и наклонилась далеко вперёд. Хорошо у меня была связь. Надеюсь, Пауль не поменял опять номер своего мобильного. Послышался гудок.

– Фюрхтеготт у аппарата?

Мой желудок сжался. Со вчерашней ночи это имя имело довольно кровожадный привкус.

– Пауль? Это Эли. Твоя сестра, если ты помнишь.

– Эли, - на линии появился шум, а на заднем плане заговорил нервно голос мужчины. – Эли, ты выбрала не удачное время, я работаю и в дороге ...

– Тебе что-нибудь говорит слово полукровка?
– спросила я прямо. Если у него нет времени, тогда мне надо сразу приступить к делу.
– В связи с нашим отцом?

Пауль застонал от ужаса.

– О нет ... отец что, и тебе рассказал об этом дерьме? Этого не может быть. О, Эли, не верь в это, слышишь?

Пауль что-то знал! Но о каком "дерьме" он говорит? Папа ничего мне не рассказывал, по крайней мере, не то, что я хотела услышать. Я почувствовала досаду из-за того, что Павел имел какие-то знания, а я нет. Голос мужчины на заднем плане стал громче. Кто-то стучал молотком.

– Да, я - я не знаю, - залепетала я по возможности путано и беспомощно.
– Как ты думаешь, что из этого правда?