Разгадка 37-го года. «Преступление века» или спасение страны?
Шрифт:
Тогда на вооружение была взята довольно осторожная тактика — подвергнуть критике не популярного вождя, а его выдвиженца, «железного наркома» Ежова, и сам НКВД. Доподлинно известно о двух выступлениях на пленуме, которые были направлены против НКВД (в течение четырех дней, с 22 по 26 июня, заседания пленума не стенографировались, поэтому судить о многих событиях можно, только опираясь на воспоминания очевидцев). Речь идет о выступлениях наркома здравоохранения Г.Н. Каминского и заведующего политико-административным отделом Пятницкого.
Каминский вначале напал на сталиниста Берию, обвинив его в сотрудничестве с английской разведкой, которое якобы имело место быть во время Гражданской
А между тем на февральско-мартовском пленуме Каминский был одним из наиболее ревностных борцов с «врагами». Тогда он не боялся за судьбу партии. Что же произошло? Может, стали арестовывать не тех, кого нужно? Например, военных заговорщиков и связанных с ними секретарей обкомов?
Не менее критическим было и выступление Пятницкого. Он заявил, что НКВД фабрикует дела и необходима его комплексная проверка. Это выступление было очень весомым. Дело в том, что отдел Пятницкого как раз и занимался курированием органов госбезопасности по партийной линии. И, кстати говоря, сам Пятницкий непосредственно участвовал в организации московских процессов и политических преследований, которые были санкционированы февральско-мартовским пленумом. И это еще более убеждает в том, что критики НКВД возражали не против репрессий как таковых. Их беспокоило то, что репрессии пошли не по тому пути.
Выступление Пятницкого было для Сталина неожиданным. Поначалу он даже попытался уговорить его взять свои слова обратно. Сталин в 1935 году вытащил Пятницкого из Коминтерна, где он возглавлял Отдел международных связей (ОМС), бывший чем-то вроде спецслужбы. Пятницкий не верил в идею Народного фронта, и это объективно сближало его со Сталиным и, наоборот, отдаляло от коминтерновской бюрократии. Иосиф Виссарионович надеялся, что работа в аппарате ЦК «исправит» Пятницкого, превратит его в проводника сталинских идей. Но Пятницкий продолжал жить идеями мировой революции. Он сделал ставку на заговорщиков-авантюристов, которых стали чистить в мае-июне.
Об остальных участниках атаки можно судить только предположительно. Я склонен согласиться с реконструкцией В. Роговина. Он отметил, что уже в самом конце работы пленума Сталин предложил вывести из ЦК внезапно арестованных М. С. Чудова, И. Ф. Кодацкого и И. П. Павлуновского. Скорее всего, они тоже выступили против Сталина.
Чудов и Кодацкий были представителями «кировской гвардии». Один был вторым секретарем Ленинградского обкома, второй — председателем Ленгорисполкома. Жданов, который стал руководителем Ленинграда после убийства Кирова, далеко не сразу смог устранить этих кировских выдвиженцев с их высоких постов. Поначалу он вообще смог осуществить кадровые перестановки лишь на уровне секретарей райкомов.
Заметим, что сам Киров был теснейшим образом связан с Тухачевским, некогда командовавшим Ленинградским военным округом. Это сразу настораживает и заставляет предположить связь Чудова и Кодацкого (да и всех критиков Сталина на июньском пленуме) с военными заговорщиками.
Уже во время работы пленума были арестованы Каминский, Чудов, Кодацкий, Павлуновский. С Пятницким пришлось повозиться, слишком уж высоко было его положение. Этого фанатика мировой революции арестовали только 6 июля. Казалось бы, Сталин должен был торжествовать. Однако ему было не до торжества.
Атака на Сталина захлебнулась в немалой степени потому, что ее не поддержали «регионалы». У них было множество претензий к Иосифу Виссарионовичу, но свергать они его, без крайней нужды, не хотели. Во-первых, это было бы сделать очень непросто, а во-вторых, они не оставляли надежды использовать сверхпопулярность «вождя народов» для своих безобразий. К тому же был очень большой риск вызвать широкомасштабные народные волнения.
«Как отнесется народ, те самые «массы», к такому шагу? — задает ретроспективный вопрос Е. А. Прудникова. — Вдруг увидят в нем государственный переворот? Они не могли не помнить, как за двадцать лет до того страна попросту смела не то что какую-то там власть, а целые социальные слои, всю верхушку общества, куда более сильную, опиравшуюся на армию и полицию. А на кого могли опереться эти, если «от Кронштадта до Владивостока» пойдет крик: «Царя-батюш-ку убили!» Можно не сомневаться, злости у людей на «кровью умытых» накопилось столько за все, что они творили… кое-кого могли бы и до стенки не довести, голыми руками разорвать. Конечно, можно попытаться перестрелять уже не один процент населения, а десять процентов, двадцать. А вдруг все равно не выйдет? Тем более что вот-вот начнется война, и в случае поражения висеть всем коммунистам на соседних фонарях» («Хрущев. Творцы террора»).
Исходя из всего этого, регионалы решили и на этот раз поддержать Сталина. Но за данную поддержку они потребовали предоставить им больше полномочий в плане проведения репрессивной политики. Аргумент у них был железный — как же, ведь кругом столько врагов! Следовательно, и борьбу с ними нужно вести жесточайшую.
Региональные лидеры воспользовались атакой недобитых заговорщиков для того, чтобы еще больше раскрутить маховик террора. Критики НКВД дали повод для «усиления бдительности». 28 июня по предложению Эйхе в Западной Сибири была создана самая первая карающая «тройка», состоявшая из первого секретаря, прокурора области и начальника местного управления НКВД. Показательно, что в этот день Сталин долго общался с регионалами, которые по очереди посещали его кабинет. С одним только Варейкисом вождь беседовал два часа. Очевидно в этот день шел торг между двумя группами, который закончился в пользу регионалов.
А через несколько дней, 2 июля, ПБ приняло решение о повсеместном создании таких «троек». Эти органы кошмарным образом возродили практику Гражданской войны с ее ревкомовщиной. Несомненно, что их создание было выгодно, в первую очередь, регионалам. Оно усиливало их позиции в организационном плане и давало возможность наращивать репрессивную политику на местах. Для Сталина же «тройки» создавали новую опасность. Они представляли собой структуры, которые могли организовать настоящее сопротивление Центру.
В постановлении ПБ от 2 июля утверждалось следующее: «Замечено, что большая часть бывших кулаков и уголовников, высланных одно время из разных областей в северные и сибирские районы, а потом, по истечении срока высылки, вернувшихся в свои области, — являются главными зачинщиками всякого рода антисоветских и диверсионных преступлений, как в колхозах и совхозах, так и на транспорте и в некоторых областях промышленности. ЦК ВПК(б) предлагает всем секретарям областных и краевых организаций и всем областным, краевым и республиканским представителям НКВД взять на учет всех возвратившихся на родину кулаков и уголовников с тем, чтобы наиболее враждебные из них были немедленно арестованы и были расстреляны в порядке административного проведения их дел через тройки, а остальные, менее активные, но все же враждебные элементы были бы переписаны и высланы в районы по указанию НКВД».