Разлом

Островская Алина

Ему понадобилось ударов десять, чтобы осознать ту лёгкость, с которой лезвие входило в ком ткани. Он замешкался и заметил, наконец, отсутствие крови. Тогда горе-душегуб развернул, свернутый мной комок, и хотел было закричать о «подставе», но я со всей силы саданул его по затылку рукоятью ножа. Второй быстро включился в борьбу и стал размахивать кинжалом, стремясь исправить недоразумение. Комната небольшая, места для манёвра недостаточно. Поэтому я ногой выбил оружие из кисти, и, коронным приемом Бруни, отправил противника в нокаут. Потёр саднящий лоб ладонью — больно, черт возьми.

За стенами дома обороты набирала подозрительная шумиха. И не скажешь, что ночь на дворе. Не спится же воинам, ну ничего, это их выбор: работать бодрыми или полудохлыми. Обыскал хлопцев, отобрав все колюще-режущее, и свалил их в один угол. В себя ребята придут не скоро.

С досадой принял суровую реальность, лишившую меня остатка восстановительного сна. Завтра буду злой, как цепной пес.

Мое утреннее объявление, судя по всему, произвело неизгладимое впечатление на жителей. По мере приближения к входной двери, шум усиливался и стал напоминать ссору склочных старух. Затем послышался жалобный всхлип и утробный звериный рык.

Вход в дом своим обширным телом загородил Фенрир и предупредительно рычал еще на пятерых воинов. Я еле протиснулся мимо его филейных округлостей, дабы взглянуть на предателей. Вид варга в анфас оказался еще более занимательным, чем вытянувшиеся в удивлении морды собравшихся при виде меня живого и здорового. В огромной пасти оказалась зажата шея Аркона, рыдающего и молящего об освобождении.

— Да уберите же эту тварь! — сквозь всхлипы орал он, не заметив появления еще одного действующего лица в этой комедии. Воины остолбенели, кроличьими глазами глядя на наш с варгом тандем.

Я потрепал своего защитника по белоснежному загривку:

— Вот почему ты бродил за мной по пятам весь день. Тоже чувствовал?

Волк перевел на меня умный взгляд желтых глаз и недовольно фыркнул. Мол только дурак мог не предугадать подобный исход.

На вопли старосты стал стягиваться сонный народ. Мне того и надо. Преступление должно быть обнародовано, дабы справедливость наказания ни у кого не вызывала сомнений. Не из своей избы вывалился всклокоченный Эйвар, одной рукой натягивающий рубаху, а второй крепко держащий топор. Он подскочил ко мне, взглядом давая понять, что будет стоять насмерть, если потребуется. Правда за нами.

— На меня было совершено покушение, — объявил я встревоженной толпе, выхватив фигуру Аголона, уверенно пробирающуюся к нам. — Кто зачинщик? Он? — кивнул в сторону стонущего Аркона, зная ответ наперед. Вот о чем этот старых петух так долго шептался с лидерами воинов.

Пятеро мужчин, что теперь были обступлены со всех сторон разгневанной толпой, потупили взгляды. Их жены рвались к ним, рыдали, ругали за опрометчивость и вымаливали пощаду одновременно. Я примерно представлял по каким законам здесь принято судить преступников. По-хорошему вздернуть всех на центральной площади, дабы неповадно было. Но тогда чем я отличаюсь от тех правителей, что избивают людей до полусмерти и держат в рабстве? Жестокости в этом мире и без меня хватает. Да и не принято у нас людей убивать за преступления. Говорят, это негуманно.

— Какое наказание положено вам за покушение на жизнь человека, знаете?

Воины переглянулись между собой и утвердительно кивнули.

— Скажите, чтобы все услышали. Громко.

Они долго не решались и все же один из них выкрикнул:

— Смертная казнь.

Толпа снова взорвалась. Только утихомирившиеся женщины стали рыдать с новой силой и падать на колени, вымаливая прощение. Дети провинившихся обхватили отцов за руки и испуганно зарывались лицами в их широкие рукава. Непричастные с тревогой наблюдали за стихийно развернувшимся судом. Перешептывались, строя предположения и причитая о неразумности совершенного деяния.

— Там еще двое, притащите их, — шепнул я Аголону. — И прихватите простыни, как доказательства.

Вскоре перед мордой Феника сгрузили два безвольных мешка. Эйвар хлестал по щекам бессознательных воинов, приводя их в чувства. Я же развернул ткани, демонстрируя их публике. Количество порезов явно свидетельствовало о намеренности, обвиняемых лиц, совершить душегубство с особой жестокостью. Надо признать, это возымело серьезный эффект среди толпы. Особенно на ту часть населения, что успела проникнуться симпатией к моим преобразованиям. Они-то и возмутились подобной низости до глубины души.

— Думаю, вопрос вины обсуждению не подлежит! Все эти люди заслуживают смерти. Но сейчас тот период, когда каждый человек на вес золота, поэтому некоторых из виновных я помилую, назначив им иное наказание. А кто это будет, решать вам!

Мое заявление вызвало резонанс. Оживились воины, спрятавшие глаза от своих родных. Они уже приготовились идти на эшафот и вдруг неожиданный проблеск надежды. Шанс остаться живыми. Женщины, что оплакивали своих воинов, стёрли слёзы и воспаряли духом: ещё не все потеряно.

Как только буря эмоций утихла, я продолжил:

— Эти трое, — указал на Аркона и душегубов из спальни, — организатор и исполнители. Они заслуживают строжайшего наказания. Решение будет принято большинством голосов, воздержаться нельзя. Итак, начнём с вашего старосты. Заслуживает ли он помилования? Или пусть ответит за свои поступки жизнью?

И тут я возымел удовольствие наблюдать занимательный социальный эксперимент. Народ вдруг задумался о причинах моего благосклонного поведения и возможных последствиях для себя. Ведь голосование открытое. С другой стороны, Аркон, каким бы он ни был гадким стариком, занимал должность старосты Рэйна, а значит почитался его жителями. Кроме того, приговор ожидали ещё шестеро человек, и в воздухе повис немой вопрос: а на всех ли хватит милосердия господина? Или все же стоит пожертвовать чужими, дабы защитить своих? Одним словом, народ встал перед ответственным моральным выбором, получая новый для себя опыт. Вряд ли им прежде позволяли решать чью-то судьбу. Хорошая встряска им не повредит, чтобы не замышляли более гнусных дел.

Выждав паузу, необходимую для внутреннего осознания серьезности происходящего, я приступил к голосованию:

— Поднимите руки те, кто считает, что Аркон за организацию покушения на убийство, заслуживает смертной казни.

И вот они: смятение, неуверенность и даже страх. Кажется, будто приговори я виновных к немедленной казни через повешение, народ чувствовал бы себя комфортнее. Ведь ответственность за их смерть пятнала бы только мою душу.

Вверх поползи первые руки. И да, это были жены тех воинов, что стояли с опущенными вниз лицами, ожидая своего вердикта. Беззвучно роняя слёзы, они поднимали над головами дрожащие ладони, надеясь этим спасти своих мужей. За ними стали подниматься и другие. Удивительная ситуация: не так и дорог народу оказался их староста. Половина присутствующих подняли руки. Кто-то робко и неуверенно, а кто-то с вызовом глядел на Аркона, испытывая необъяснимое удовольствие от возможности его наказать.