Размышления при прочтении «Сцен из Фауста» А.С.Пушкина

Вашему вниманию предлагается текст, написанный в период становления авторской группы, известной ныне как Внутренний Предиктор СССР. Это было время, когда многие граждане СССР стали ощущать, что перестройка в варианте навязанном стране группой Яковлева-Горбачёва, в перспективе влечёт крах государства и соответственно несёт многочисленные бедствия. Ощущая это, участники группы пришли к мнению, что государственная власть в обществе — это такой институт, от которого опасно быть зависимым, а дело государственного управления — такое дело, которое надо понимать всем для того, чтобы доверять его

тем или иным определённым людям либо отказывать им в такого рода доверии.

Но этот вывод поставил всех нас перед вопросом: “А адекватны ли жизни как таковой то мировоззрение [1] и то миропонимание [2], которые целенаправленно формировали советские школы и вузы, а если не адекватны, то какие мировоззрение и миропонимание являются адекватными?”

Постановка этого вопроса по его существу и при честности людей означает на первом шаге «обнуление» сложившихся собственных мировоззрения и миропонимания. Но поскольку человек без определённого мировоззрения и миропонимания вообще подобен кораблю без компаса и навигационных карт, то на втором шаге постановка этого вопроса предполагала самостоятельную выработку своих собственных новых мировоззрения и миропонимания. Поэтому потоку мыслей была предоставлена свобода, и они потекли на листы бумаги, а тексты становились предметом обсуждения с целью проверки на достоверность высказываемых в них мнений и проверки их на устойчивость к добавлению новых фактов.

Вниманию читателя предлагается один из такого рода текстов. Он был написан в июне 1988 г., пролежал до 2003 г., был отсканирован, перечитан заново. При этом некоторые фрагменты, в которых были высказаны мнения, представлявшиеся в то время достоверными, но которые впоследствии показали свою жизненную несостоятельность или несоответствие ставшими известными фактом, были переработаны.

Главная ошибка редакции 1988 г. состояла в том, что И.В.Сталин оценивался в ней как марионетка масонства, вследствие того, что понимания соотношения оглашений и умолчаний марксизма-ленинизма [3], троцкизма как явления психического [4], и большевизма как исторически развивающейся системы нравственности, этики и миропонимания трудящегося большинства, не претендующего на “элитарность” [5], — у авторской группы ещё не было. Остальные ошибки носили характер неточности словоупотребления. В остальном предлагаемый вниманию текст остался без изменений.

Внутренний Предиктор СССР

26 июля 2005 г.

Почему из огромного мира, который Гёте отразил в своём «Фаусте», Пушкин выбрал именно сцену на берегу моря? И что означает загадочный ответ Мефистофеля на вопрос Фауста:

Что там белеет? говори,

— который в трагедии звучит из уст сирен несколько иначе:

Что издали, белея,

В волнах плывёт к Нерею?

Вот ответ пушкинского Мефистофеля:

Корабль испанский трёхмачтовый,

Пристать в Голландию готовый:

На нём мерзавцев сотни три,

Две обезьяны, бочки злата,

Да груз богатый шоколата,

Да модная болезнь: она

Недавно вам подарена.

Ну что можно понять из «комментариев» типа:

«Сцены

из Фауста» представляют собой совершенно оригинальное произведение, являющееся вместе с тем первым опытом Пушкина в области создания маленьких трагедий»?

Разве только то, что это действительно «совершенно оригинальное произведение», имея в виду форму, но уж никак не содержание.

С чего начать? Можно со времени издания «Сцен» — периода ссылки в Михайловском, который пришёлся на конец 1825 года, а можно и c десятой, «зашифрованной» главы «Евгения Онегина», которая вдруг «обнаруживается» историком А.Альшицом, а затем «разшифровывается» А.Черновым, (журнал «Знамя» № 1, 1987 г.). При этом в комментариях к «разшифровке» даётся разъяснение:

«… пред нами не просто хроника, но исторический анализ революционного движения в Европе и России в начале XIX века. Пушкин смотрит на декабризм не как на занесённую из Парижа „французскую заразу“, а как на часть общеевропейского процесса, как на следствие исторического парадокса».

Далее идет вольный пересказ «замысла» Пушкина, с которым любознательный читатель может ознакомиться, заглянув в первый номер журнала «Знамя» за 1987 г. Однако, мы не пойдём ни за альшицами, ни за черновыми, ни даже за эйдельманами. А пойдём мы за Пушкиным, за Первым Поэтом России, отбросив «ганч» [6] с одной лишь целью — понять, что хотел сказать Пушкин своим «Фаустом» нам, его потомкам.

Итак, «Сцена у моря» начинается словами Фауста:

Мне скучно, бес.

В десятой главе «Онегина» даётся оценка «заговора», который привёл к «жертвенности»:

Сначала эти заговоры

Между Лафитом и Клико

Лишь были дружеские споры

И не входила глубоко

В сердца мятежная наука

Всё это было только скука.

Безделье молодых умов

Забавы взрослых шалунов.

Здесь важно понять, каковы были отношения Пушкина с будущими «жертвами заговора», которые впоследствии получили жертвенное название «декабристы».

Россия присмирела снова,

И пуще царь пошёл кутить,

Но искра пламени иного

Уже издавна может быть

Какое пламя имел ввиду Пушкин, отмечая «искру пламени иного», среди тех, кому «читал свои Ноэли», когда:

У них свои бывали сходки.

Они за чашею вина,

Они за рюмкой русской водки…

— предлагали «свои решительные меры».

Пушкин был связан многими узами, в том числе и родственным, со многими дворянскими семьями России. Многие из этих молодых людей, горячие головы, честные, преданные Родине зажглись от «искры пламени иного» и… попали в сети тайных организаций, об истинном назначении которых имеют довольно слабое представление даже наши современники.

Казалось…

Узлы к узлам…

И постепенно сетью тайной

Россия…

Наш царь дремал…

…

Так выглядят последние, очень важные строфы десятой главы «Онегина». Если же отбросить «ганч» Чернова, то в его «реставрации» концовка станет иной:

Казалось,…

… узлы к узлам.

И постепенно сетью тайной

… Россию…

Наш царь дремал…

Смотрите, совсем немного — малость какая-то: после слова «казалось» — поставлена запятая; «узлы к узлам» — сдвинуты вправо с точкою, означающей конец предложения; вместо «Россия» в начале строки — видим «Россию» в середине строки; и после слов — «наш царь дремал» — исчезла целая строка многоточия,