Разоблачение
Шрифт:
Звук, раздающийся из моего рта, вряд ли похож на английский язык, но Алекс понимает, что я пытаюсь привлечь его внимание к чему-то, поэтому оборачивается в сторону дома.
Он резко выпрямляется, и я понимаю, что он ее заметил. Кейт не делала ничего ужасного Алексу, она просто перестала его замечать. И я не знаю, что хуже.
– Я постараюсь заморочить ей голову, - он кидает мне ключи от машины.
– затащи пока велосипед в машину, я вернусь и отвезу тебя домой.
Мне очень хочется ударить что-нибудь, но лодыжка и так болит, вряд ли новая
Я гружу велосипед в машину и уже почти залезаю сама внутрь, как воспоминания застигают врасплох. Я не могу двигаться, я не могу закрыть дверь, я полностью парализована осознанием того, что моего отца нет, не существует.
Я не могу больше ни на чем сфокусироваться.
Его нет.
Слезы льются из глаз, и мне приходится закрыть рот рукой, чтобы не завыть на всю улицу. Тело трясется, и я прислоняюсь лбом к бардачку.
Его нет. Не просто нет рядом, а вообще нет. И он уже никогда не вернется.
13:21:35:17
Моя мать не всегда была сумасшедшей. Нет, конечно, в молодости она была сумасшедшей… Сумасшедшей влюбленной в парня в форме, который только что вернулся с войны.
Биполярное расстройство проявляется не сразу. Оно живет в человеке довольно долго, пока в какой-то момент не вылазит наружу. Обычно это происходит в возрасте от 18 до 30.
Моей маме было 27.
Это произошло сразу после рождения Джареда. Она как-то резко скатилась в депрессию и все врачи, к которым водил ее папа, утверждали, что это из-за беременности. Может и так, но она не выползала из кровати месяцами. А когда, наконец, выползла, то стала совершенно другой и все поняли, что это болезнь.
Пока она лежала в кровати, папа играл роль лучшего в мире мужа и отца. Он готовил обеды, укладывал Джареда спать, а мне читал на ночь разные книги.
Но детские книги мне быстро надоедали, поэтому он читал “Игры Эндера” Орсона Скотта Карда. Иногда Джаред долго не мог заснуть и тогда мы втроем забирались в кровать и читали вслух.
Когда мы закончили серию про Эндера, отец спросил, что мы будем читать дальше.
– Про Эндера!
– закричала я тогда.
– Но, малышка, мы дочитали все до конца!
И тогда я поняла, что все имеет свойство заканчиваться.
Мне было три.
10:07:01:31
Похороны проходят с закрытым гробом. И при закрытых дверях.
На улице тепло, но в стиле Сан-Диего - облачно и хмуро, ни лучика солнца.
– Я слышал, как разговаривали парни, - голос Алекса ломается и он подходит поближе. На нем черный костюм и пиджак не по размеру большой, будто он нарядился в папину одежду. Мой отец точно бы высмеял его… При мысли об отце, глаза начинают щипать.
Я киваю и поднимаю глаза к небу. Сейчас совсем не время говорить мне об этом, все мы боремся, как можем. Алекс переживает все по-своему - ему надо сфокусироваться на чем-то, выяснить, что произошло. Так же поступал отец.
А я направила все свое внимание на Джареда и на подготовку похорон.
Но эмоции все равно рвутся наружу и я не уверена, что смогу дальше их сдерживать.
Раз в руку и дважды в грудь.
Скорее всего, он умер мгновенно.
Алекс открывает рот, чтобы что-то сказать, а я думаю, слишком ли это будет грубым, если я попрошу его просто заткнуться. Но он замолкает и переводит взгляд куда-то мне за спину.
Я знаю, что Сесилия живет с дядей и тетей, а ее мать умерла за пару лет до того, как они переехали в Сан-Диего.
Я киваю в знак согласия, отстой, да. И от этого мне хочется кричать во всю силу своих легких, просто чтобы рассказать миру о том, что я чувствую. Все происходящее - отстой, несправедливый отстой, я не готова сказать прощай!
Мы стоим втроем, когда ко мне подходят люди и выражают свои соболезнования. Сесилия же просто пожимает мне руку перед уходом.
И это действительно, правда. Мой отец действительно заботился об Алексе как о своем ребенке. Его родной отец постоянно работает, а мама… Это мама Алекса. Будь я на месте Алекса, я бы тоже обожала своего отца.
Я передвигаюсь поближе к маме, она сидит на стуле, потому что накачена таблетками и практически в невменяемом состоянии. Рядом Джаред, который скорее напоминает зомби. Глаза заволакивают слезы, хотя я и стараюсь быть сильной.
Потому что мой отец был ветераном, у него много наград, а на гробу флаг, в честь него будут давать трехразовый залп.
И потому что на его похоронах столько народу: одноклассники и их родители, его команда, соседи, родственники, тренеры по плаванию, даже мои учителя. И еще много людей, которых даже я не знаю.
Столько людей его помнят и любят! Это было бы очень важным для него, я стараюсь думать только об этом.
Но мне все равно больно.
Что-то тянет меня вниз, на груди ужасная тяжесть.
Эмоции не скрыть.
Кейт с родителями тоже здесь. Ей хватило смелости подойти ко мне и выразить соболезнование, а я еле удержалась, чтобы не пнуть ее, стоило посмотреть в зареванное лицо.
Когда начинается церемония, я рассматриваю военных, которые работали с папой даже до моего рождения. Почему-то меня больше заботит не то, что о нем в последнее время они больше знают по слухам - что он постоянно работал и проводил там больше времени, чем дома.
А то, что они не знают его, как я. То, что единственное, что он умел готовить, была паста. Или то, что все эмоциональные проблемы он решал при помощи мороженого. Или то, что наизусть знал диалоги из “Икс-файлз”. Или то, что любимой книгой у него была “О людях и монстрах” Вильяма Тенна. Или то, что он постоянно покупал билеты на Коми-Кон в Сан-Диего, с учетом, что не отбывал там и половину времени, его вечно отвлекала работа.
Или то, что я и Джаред так сильно его любили.
Неожиданно поднимается ветер, и я убираю волосы с глаз. Я смотрю на безжизненную позу Джареда. Он так ни разу и не заплакал с момента, как мы узнали о смерти отца, и это меня очень заботит. Правда, мой способ переживания тоже не самый лучший.