Разочарованный странник
Шрифт:
Ты его не буди, начинай пока убирать в других комнатах. А к двенадцати он проснётся».
Я согласилась, конечно. Во время испытательного срока капризничать не приходиться. Пришла по адресу. Там в окружении сосен и магнолий стоит старинный особняк: три этажа, подвал и чердак. И везде, кроме чердака, надо сделать уборку.
Ворота были распахнуты настежь. Не просто открыты, а как будто хозяева спешно, в панике убегали.
Во дворе была «припаркована» машина: передними колёсами на клумбе с розами, задними — в искусственном водоёме с кувшинками. Дверцы машины были тоже настежь распахнуты, ключи зажигания торчали, где надо. Как я поняла, сел аккумулятор,
Если существовала какая-то дверь, она непременно была распахнута. Я даже подумала, а туда ли я пришла, не перепутала ли адрес. И не случилось ли чего-нибудь страшного в этом доме?
Дом оказался засран с подвала по чердак. Но как засран! Было в этом беспорядке что-то талантливое, буйное, неистовое. Словно бы люди носились сломя голову по дому и специально выворачивали всё отовсюду и кидали на пол. Как будто кино снимали.
Я такого никогда не видела! Неужели Оса убирается здесь два раза в неделю? Да здесь не убирали с момента сотворения мира.
Я стала всё приводить в порядок, мысленно ругая «ребёнка», который оставлял своё нижнее бельё абсолютно везде: на мониторе ноутбука, на микроволновке, в саду, на ручках дверей. Господи, да сколько же у него трусов и маек! По-моему, этот ребёнок тот ещё фрукт! Я никогда не видела, чтобы контактные линзы хранились в такой дикой грязи, чтобы ванная комната была измазана зубной пастой и чтобы кеды стояли в цветочных горшках. Видимо, один тюбик зубной пасты используется не больше двух раз, а остальное его содержимое размазывается по раковине, по полу, по стенам и по рукам. Полотенцем вытираются только однажды, после чего оно бросается в каком угодно направлении, но только не в корзину для грязного белья. Я стала собирать полотенца, липкие от пасты и пенки для волос, залитые шампунем, с отпечатками грязных ботинок. На полу валялись осколки флакончика с лаком для ногтей, сам лак растёкся алой лужицей, и её развезли ногами по ванной и коридору. Лак застыл, сверху к нему прилипли волосы из расчёски, обёртки от конфет и одноразовая бритва. Что ж, у богатых свои причуды!
В доме было шесть ванных комнат. В одной из них на полу валялся разбитый флакон парфюма. На этот раз — парфюм, не лак! «Acqua di gio», сто миллилитров. Запах стоял такой, что кружилась голова, пол был усеян острыми осколками. Хозяева дома не стали ничего убирать, перешагнули и пошли дальше. Во вторник придёт уборщица, это её забота.
На кухне стол, пол, подоконник были покрыты слоем еды. Как будто люди всё на свете разливали, роняли, расплёскивали, ходили сверху в грязной обуви, потом снова проливали кетчуп, кофе и сливочный соус, а потом опять размазывали эту кашу уличными сапогами. И ведь здесь убирали всего лишь пару дней назад! Да, какие же дикие выходные, должно быть, выдались на долю проживающих в этом доме!
Ребёнок мне не встретился ни в одной из спален. Так я добралась до гостиной размером с танцкласс. Окна от пола до потолка, несколько диванных групп, домашний кинотеатр и ещё два телевизора. И зачем им столько телевизоров? «Ребёнок» спал на одном из маленьких диванов, там, где его свалил сон. Было ему на вид лет двадцать, и он был фантастически прекрасный! Высокий и большой шведский юноша, тёмный блондин. Великолепный! И откуда только берутся такие красавцы? Он спал глубоким сладким сном, приоткрыв рот. Так же креативно, как и раскидывал вещи: кудри разметались, руки-ноги перепутались, подушки, одеяла и плед валялись где угодно, но только не на диване. У него было такое безмятежное, спокойное лицо!
К двум часам он проснулся, принял душ, и я поняла, что ванную мне нужно мыть снова. Вышел из ванной, завернувшись в полотенце, встал у меня за спиной и сказал:
— Привет, меня зовут Ларе.
— Ну, — говорю, — привет, Лассе. (Лассе — это уменьшительное от Ларе.)
— Вставь мне в глаза контактные линзы, — заявляет он.
Тут я чуть не лишилась чувств. Думаю: ой, не то что линзы, а всё, что попросишь, вставлю! Я пришла в себя, вытерла грязные руки о футболку, взяла с подоконника его контейнер с линзами, плеснула на них побольше раствора. Он сел на пол, оказавшись вровень с моими руками. Тогда я вставила ему в глаза линзы. В голубые улыбающиеся глаза!
Лассе посмотрел, как я мою пол, и предложил что-нибудь сделать. Я попросила его сделать кофе. Он сварил кофе, после чего кухню можно было убирать заново. Мы попили кофе, потом я ещё пару часов мыла полы и подоконники, а он лежал и болтал по телефону.
Когда я уходила домой, Лассе дал мне чёрную лакричную конфетку. Держите меня сто человек! Оно дало мне конфетку! Я сейчас с ума сойду!
Август 2004 года
Уборщица и пуэрториканец
По четвергам я убираю одну квартиру на острове Лидингё, и это доставляет мне море удовольствия, потому что там всегда чисто. Квартирка премиленькая: три комнаты, старинная мебель, всё выдержано в стиле модерн, окна выходят на сосновый лес и море. Хозяин квартиры пуэрториканец, весьма красивый мужчина лет сорока, слегка расплывшийся, но с южным темпераментом и огромными чёрными глазами. Сразу видно, что пассивный гей. Ну и всякие детали на это указывают: фотографии и милые безделушки на стенах, в ванной просто салон красоты, штук сто флакончиков. Крем от первых морщин, крем дневной увлажняющий, крем ночной питательный, прозрачный лак для ногтей, полупрозрачный лак для ногтей, почти что не прозрачный лак для ногтей. Крем от загара, крем для загара, крем после загара. Видимо, здесь живут люди, которые много загорают.
Я убираюсь, а пуэрториканец мечется по квартире в полотенце и всячески себя украшает. Очень волнуется и постоянно звонит по телефону. Как я поняла, он ждал приезда своего бойфренда, которого звали Карло, тот, похоже, был уже на подъезде к Стокгольму. Хозяин квартиры то и дело звонил двум людям: этому Карло и своему приятелю Пепито, которому, видимо, рассказывал, как обстоят дела. С первым говорил по-шведски, со вторым по-испански. Болтал он в общей сложности часа три. Примерно так:
— Карло? Это я! Карло! Ну где же ты? В Сундсвале? Я не могу больше ждать! Ты не представляешь, как я тебя люблю! Ты не представляешь, как я тебя хочу! Ты просто не представляешь, что я с тобой сделаю! О, Карло! О! Я просто не могу! Целую! Жду! Люблю!
Потом он тут же набирал другой номер, и разговор был приблизительно такой (я, правда, ничего не понимала):
— Пепито? Пепито!.. Si!.. Si!.. Ха-ха-ха-ха! Si!.. Пепито! Si!.. Ха-ха-ха!
Пуэрториканец валялся на огромной кровати, обернувшись купальным полотенцем, болтал ногами и смеялся, при этом он всё время ел фрукты. Один за другим, за четыре часа умял несколько килограммов. Я ходила вокруг с пылесосом и смотрела на его загорелую мощную спину, блестящую от лосьона после душа. Всякий раз, как я входила в комнату, он поднимал вверх большой палец и лучезарно мне улыбался, как бы говоря: «Всё идёт самым замечательным образом!» Потом заводил опять: