Разреши тебя любить
Шрифт:
— И я… — голос совсем охрип, — и я очень соскучилась, родной. Я очень тебя люблю… — говорю и рискую перевести взгляд на Яра в надежде, что брат не заметит на кого именно я смотрю. Яр в свою очередь улыбается своей самой счастливой и открытой улыбкой, прикладывает сжатый кулак к месту, где бьется его сердце и посылает мне воздушный поцелуй. Мое сердце замирает. Повторяю его жест, поцеловав свои пальцы, отправляя поцелуй в ответ. Улыбаюсь. — Я буду ждать, когда ты вернешься. Когда вы все вернетесь. Пока.
— Пока, сестренка, — прощается брат и отбивает звонок. Экран гаснет, а я, наоборот, начинаю светиться от счастья. Потому что все обошлось! Потому что все они живы и относительно в норме.
Выхожу из спальни абсолютно счастливая, возвращаю телефон Антону.
Дальше иду на кухню и начинаю готовить. Несмотря на то, что сейчас уже глубокая ночь, я полна энергии. Будто
Отвлекаюсь от мытья посуды, когда слышу, как в кухню сонный и помятый заходит Тоша. Понятно, что его привлек запах запеченной курицы с картофелем. Этот человек “за любой кипиш, кроме голодовки!”. Смеюсь, а он пожимает плечами, типа “ну что такого, ты ведь меня знаешь”. Накрываю на стол, мы ужинаем или уже завтракаем. Не знаю, как правильно назвать этот прием пищи, ведь часы показывают половину пятого утра.
Закончив с едой, Антон уплывает в гостиную и снова падает спать. Устал он со мной за эту неделю, постоянно на чеку. А теперь, когда видит, что я немного пришла в себя, тоже дает себе возможность расслабиться и хотя бы немного поспать.
Закончив уборку на кухне и разместив остатки курицы и салат по контейнерам в холодильнике, осознаю, что силы меня все же покидают. Видимо, хорошие новости и на меня подействовали благоприятно и меня начинает клонить в сон. Решаю все же принять душ перед тем, как идти в кровать. В душевой кабине обильно намыливаюсь гелем для душа, которым моется Яр. Кайфую от того, что пахну им. Ополоснувшись, выхожу из кабины, вытираюсь насухо, заматываю волосы полотенцем и, переодевшись в пижаму, выхожу из ванной. И уже на подходе к спальне слышу звонок в дверь. Смотрю на часы — время семь тридцать. Интересно, кто может заявиться в такую рань?
Будить Антона не хочется, ведь если ребята все решили “там”, то здесь мне уже ничего не грозит, ведь так? А потому, иду в коридор и открываю дверь.
На пороге стоит красивая молодая женщина с белокурыми вьющимися волосами. У нее большие красивые глаза с необычным разрезом. Женщина стильно одета: юбка-карандаш, розовая полупрозрачная блузка, через которую видно кружево ее белья, и красное распахнутое пальто в комплекте с высокими сапогами-чулками на высоченной шпильке. Что ж, рядом с ней я сейчас смотрюсь как замухрышка: босая, в пижаме и с полотенцем на голове. И в этой голове у меня как раз крутится вопрос: кто она и какого черта делает здесь в семь утра, на пороге квартиры моего будущего мужа?
Мы все также стоим и молча смотрим друг на друга, не рискуя задавать вопросы. В глазах этой особы я наблюдаю нехилый такой мыслительный процесс.
— Ты кто такая? — наконец незнакомка нарушает тишину. Тон, конечно, весьма высокомерный и этот вздернутый нос, который так и кричит о том, что она обо мне думает, поднимают во мне волну протеста. Но я беру себя в руки и стараюсь сохранять спокойствие. В конце концов, сейчас мы все выясним и вот тогда уже можно будет составлять свою модель поведения.
— Настя, — спокойно отвечаю, — а Вы кто?
— Я Елена, невеста Ярослава Кострова, и мне любопытно какого хрена какая-то малолетка почти голая рассекает по дому моего будущего мужа?!
Глава 19
Яр
В окно, хотя окном это назвать можно с натяжкой, скорее уж щель между досками, которыми заколочена оконная рама, пробиваются первые лучи солнца. Ночь прошла без сна. Крутился с боку на бок на своем импровизированном “ложе” и докрутился до того, что ребра ломит так, будто меня пинали долго и беспощадно. Вчера, после короткого мимолетного контакта с Настей душу наизнанку от тоски выворачивает. Отсюда и бессонница. Бесит все! Сидим тут, как крысы в норах уже третьи сутки, прячемся и выжидаем сигнала к эвакуации. Мозгами все, блядь, понимаю, что по-другому нельзя, иначе подставимся, а у нас, между прочим, два трехсотых, благо, что не тяжелых, но все же… Знаю, что сидеть надо тихо и не высовываться раньше времени, но на сердце неспокойно. Ноет и болит. И, вроде, увидел вчера свою девочку. Бледную, измученную, зареванную… Переживала, малышка. Все эти дни переживала. Тоха мельком сказал, что ревела безостановочно, за что отхватит по своей аппетитной попке сразу, как только вернусь. Ну или после того, как пару раз предамся с ней разврату. Соскучился по ней пиздец как! На адреналине все чувства и ощущения ярче, острее. А адреналина мы хапнули неслабо.
Поначалу все шло достаточно складно. Нас перебросили в точку, максимально близкую к месту обмена. Мы прибыли туда намного раньше, чем противник, чтобы было время осмотреться и занять позиции.
Тогда почему на душе так паршиво-то?
Казалось бы, после встречи, пусть и по видео, должно стать легче, но я же всю ночь так и не сомкнул глаз.
Подрываюсь с места, стараюсь не шуметь и никого не разбудить. Хочу выйти на улицу и подышать свежим утренним воздухом, а то от этой жары уже внутренности закипают. Тихо крадусь по скрипучему полу, стараясь не создавать лишнего шума. Уже на выходе слышу, как из угла доносится хриплый шепот. Слов не разобрать, почти ничего не видно. Не помню, где вчера вечером лег Егор. Может, это он и ему плохо? Сворачиваю и иду на тихий голос, но, сделав пару шагов, понимаю, что я тут лишний. Влад лежит в углу комнаты на своем лежаке, Яся доверчиво жмется к нему, тот что-то шепчет ей на ушко, по его лицу блуждает довольная улыбка, а потом слышатся звуки поцелуев и тихий девичий стон. Никогда его таким не видел. Всегда серьезный, хмурый и молчаливый. А тут… Во дела… И кто бы мог подумать, что они вместе. Но куда важнее вопрос: как он рискнул притащить в это пекло свою любимую девочку? Я бы не смог.
Дабы не спугнуть столь нежный и интимный момент, также тихо отхожу, все еще оставаясь незамеченным, и возвращаюсь к дверям. Выйдя на улицу, наконец, делаю полноценный вдох. Легкие обжигает свежим, холодным утренним воздухом. На мгновение становится легче. Но потом внутренности снова скручивает тугим узлом. Сил терпеть больше нет, я схожу с ума от неизвестности. Мне нужно знать, что с Настей все хорошо. Потому что то гадкое предчувствие надвигающегося или, того хуже, уже случившегося пиздеца может быть связано только с ней. Достаю старинный “кирпич” — спутниковый телефон, давным давно списанный с баланса управления, как устаревшая модель, нажимаю на нужные кнопки и жду. Понимаю, что нарушаю все мыслимые и немыслимые правила, рискую жизнями всех, кто тут сейчас находится, потому что, если звонок засекут, то нам всем тут крышка. Но по-другому не могу. Должен хотя бы услышать ее голос, ведь увидеть сейчас не получится. Тот “левый” телефон, по которому мы вчера осуществили видеозвонок, сразу после был отвезен и “похоронен” в песках. Остался только спутниковый.
Проходит сколько? Гудков двенадцать или пятнадцать, но на том конце провода по-прежнему глухо. Какого хера происходит?! У Антона есть четкие инструкции: всегда быть на связи. Несмотря на то, что он остался там, с Настей, основных задачи у него было две: Настина безопасность и наблюдение за активностью противника. Мы знали несколько контактов, которые были связаны непосредственно с оставшейся верхушкой группировки и для надежности Тоха отслеживал всю их виртуальную активность. Это нужно было для того, чтобы понимать, убрали мы всех или же кто-то остался. Во втором случае он должен был незамедлительно выйти на связь, а для этого он должен быть на связи всегда! Всегда, блядь! Так какого хера я сейчас в этой гребанной трубке слышу лишь гудки?!