Разрушенные
Шрифт:
Не было приятных чувств или нежных объятий.
Вместо того чтобы чувствовать, что мне причинили боль, я улыбнулась.
Как бы странно это не закончилось, он был нетерпеливым любовником и не пытался меня убить.
Прогресс.
Спустя два дня, я развалилась на кровати Фокса, смотря телевизор.
В эпизоде показывали, как сексуальный,
Он не подходил ко мне близко после произошедшего в теплице, и мы не сказали ни слова насчет этого. Той ночью, когда я вернулась домой к Кларе, у нее был приступ кашля, и я держала ее — это было все, что я могла сделать, чтобы не сломаться и кричать на каждое существо, из-за которого она заболела.
Каждый день я испытывала все больше и больше вины. Вины за то живу другой жизнью отдельно от нее. Вины за то, что нахожу небольшие кусочки счастья, благодаря Фоксу. Я чувствовала себя предательницей и сукой.
Кларе становилось хуже, несмотря на новые таблетки, которые я заставляла ее принимать каждое утро, и очень дорогой препарат в ее ингаляторе.
Фокс подкрался ко мне, вытирая лицо черным полотенцем, потный и задыхающийся, после своего занятия в тренажерном зале.
Он не только занимался своим разрушенным телом боями и долгими часами работы, он также всегда тренировался каждое утро как просыпался. Надевая те же самые черные брюки и рубашку с длинным рукавом, он возвращался весь в поту.
— Я только приму душ, и мы пойдем. Мы не покидали «Обсидиан» с тех пор как познакомились, а мне нужно раздать некоторые поручения. Я хочу, чтобы ты пошла со мной.
Не дождавшись моего ответа, он исчез в ванной и закрыл дверь. Я ждала, как включится душ, представляя Фокса голым и мокрым.
В моем животе запорхали бабочки от этой мысли. Очистив свой разум от Клары, отделяя свои две жизни, я спрыгнула с кровати и на цыпочках отправилась в ванную.
«Что, если он поймает тебя?»
Мое сердце подпрыгнуло до горла, когда я повернула дверную ручку. Я ожидала, что она не повернется, в конце концов, Фокс так оберегал свое уединение, и я думала, что он запрет дверь, но она открылась.
Я задержала дыхание, когда немного приоткрыла дверь и заглянула внутрь.
Фокс стоял весь в напряжении и, дрожа в центре душа, пока горячая вода с шипением обжигала и стекала по его коже. Он стоял в профиль, скрывая свою спину и грудь — те две части, которые я так хотела увидеть. Одной рукой он держал бритву и сильно прижимал лезвие к коже на внутренней стороне бедра.
Его брови плотно сошлись вместе, когда
Я хотела подбежать и остановить его, но он снова себя порезал — еще одна идеальная линия. Отбросив лезвие в сторону, он переключил воду с обжигающей на ледяную, и напряжение, которое пронзало его мышцы, пошло на убыль.
Прислонившись головой к плитке, он застонал от каждой печальной и испорченной эмоции внутри.
Я больше не могла смотреть.
Закрыв дверь, я в оцепенении вернулась к кровати. Я чувствовала себя так, как будто он провел лезвием по моему сердцу, вместо своей ноги.
«Ты такая глупая, Зел. Ты думала, что ты пробилась. Ты думала, что он на пути к исцелению».
Я была идиоткой, надеясь, что он больше не будет наносить себе сам повреждения. Я искала доказательств, но не видела ни одного. Теперь я знала, почему.
Внутренняя поверхность его бедер, вся была в отметках и порезах, украшая уже заполненные шрамами ноги. Он даже вырезал стежки на бедре и голени, в результате чего рана немного открылась и не полностью зажила.
Черт.
Я потерла рукой грудь, пытаясь избавиться от ноющей боли. Я ненавидела видеть, что кому-то больно. Я ненавидела, когда не могла помочь.
Не было никакой помощи человеку с таким извращенным разумом как у Фокса.
Вода в душе выключилась несколько минут спустя, и Фокс вошел в комнату, как и обычно одетый во все черное.
Его глаза сузились, руками он пробежал по своим мокрым волосам. Пряди, отражавшие солнечный свет, выглядели бронзовыми, светло-коричневыми, черными и золотыми. Сиднейское солнце прыгало на больших окнах, превращая черный интерьер в наполненный светом рай.
— Какого черта, Зел? Ты выглядишь, как будто только что стала свидетелем убийства. — Нахмурившись, он направился в гардеробную и вернулся с черным пиджаком.
Я моргнула, отгоняя плохие мысли прочь.
— Ничего. Просто грустная программа по телевизору.
Он опустил руки, пиджак болтался с боку.
— Не смей лгать. — Его глаза светились белым, оглядывая комнату, ища какую-то подсказку, что могло изменить мое настроение.
— Расскажи мне. Что ты делала?
— Я ничего не делала. Это ты делал!
Дерьмо.
Он бросился вперед, затем остановился, сохраняя расстояние. Воздух вокруг него трещал, как будто спокойствие, которого он добился, причиняя себе ущерб в душе, распалось.
Моя кожа покрылась мурашками, мое лоно пульсировало — глупое тело, которое возбуждалось от его злости.
На мгновение все, что мы делали — это смотрели друг на друга, затем понимание отразилось во взгляде Фокса.
— Ты смотрела. — Он бросил пиджак через комнату. — Ты, черт побери, смотрела!