Разрушитель кораблей
Шрифт:
— Он был пьян. А мы не будем.
Пима снова тряхнула головой.
— Безумие. У тебя только что плечо в порядок пришло и хочешь снова его разодрать?
— О чем вы говорите? — спросила Нита.
Гвоздарь не стал отвечать сразу. Вероятно, у них получится. Вероятно.
— Хорошо бегаешь, Везучая Девочка? — спросил он, оглядывая ее. — У тебя изнеженная кожа, но под юбкой должны быть хоть какие-то мышцы. Быстро бегаешь?
— Она слишком мягкотелая, — сказала Пима.
Нита гневно глянула на него.
— Я умею бегать. Взяла первое место на стометровке в Сент-Эндрю.
Гвоздарь улыбнулся Пиме.
—
Пима покачала головой и тихо помолилась Норнам.
— Богачи бегают по чудесненьким дорожкам, с другими богачами. Им не приходится бегать, чтобы выжить. Не знают, как это бывает.
— Сказала, что бегать умеет, — пожав плечами, ответил Гвоздарь. — А я скажу, пусть Норны рассудят.
Пима глянула на девочку.
— Хорошо бы, чтобы ты и правда бегала так, как сказала. Второго шанса не будет.
Нита и глазом не моргнула.
— У меня все шансы уже давно кончились. Теперь все в руках Норн.
— Что ж, ладно, тогда добро пожаловать в наш мир, Везучая Девочка, — ухмыльнувшись, сказала Пима, снова качая головой. — В наш чертов мир.
14
Умея бегать или нет, для начала они должны были сбежать от тех, кто пленил их. Пошептались, составляя план, и принялись ждать. Гвоздарь из последних сил держался, чтобы не уснуть. Хоть он и был в отключке три дня, все равно ему с трудом удавалось держать глаза открытыми. Шуршащий листьями ветерок и тепло ночи убаюкивали. Слегка наклонив голову, он сказал себе, что будет ждать. Но уснул. Проснулся, а потом уснул снова.
Голубоглазую, которая не спала и во все глаза следила за ними, сменил Тул. Всякий раз, как Гвоздарь приоткрывал глаза, глядя на него, он видел Тула, глядящего на него желтыми собачьими глазами, спокойно и терпеливо, как статуя. Наконец пришла пора меняться, и Тул встал, уступая место Моби. Худой лысый мужчина устроился поудобнее на пне и принялся что-то попивать. Сидел, опершись руками о колени, и очень скоро напился и задремал, вполне доверяя наручникам и тому, что подростки лежали неподвижно и молча.
Гвоздарь лежал не засыпая. Хорошо, хоть его не пристегнули. Пусть он и не из одной команды с этими взрослыми, но он сын своего отца, поэтому ему хоть как-то доверяли. Учитывая это, а еще то, что недавно они видели в нем лишь больного, мечущегося в беспамятстве лихорадки, у него был некоторый простор для действий. Для них он не представлял собой опасности. Всего лишь худой подросток, только начавший поправляться от болезни. Очень хорошо.
Проблема только в том, что ключи от наручников, которыми пристегнули девочек, у Голубоглазой. А ее он чертовски боялся. Людей из Культа Жизни побаивались все. Вступившие в культ сразу же искали новых людей для обращения. И они любили приносить жертвы.
Как только Моби захрапел, Гвоздарь начал потихоньку продвигаться туда, где улеглась Голубоглазая. Шел медленно, как ребенок, с малолетства научившийся воровать. Когда главным фактором выживания становились бесшумность и незаметность.
Мокрыми от пота пальцами взялся за рабочий нож. Страшно. Обыскать Голубоглазую и забрать ключи, не разбудив ее, не получится. Нож в ладони казался маленьким и бесполезным, словно игрушечным. Сделать это необходимо, но вовсе не необходимо, чтобы ему это нравилось. Не то чтобы он чувствовал вину. Ни разу. Голубоглазая сделала в своей жизни много чего куда хуже и продолжала бы делать это в будущем. Он видел, как она мучила людей, не выполнивших норму или не выплативших долги. Видел, как отрезала руку человеку, что-то укравшему у Лаки Страйка. Как тот умер, истекая кровью, под холодным взглядом ее голубых глаз. А кто знает, сколько береговых крыс она напичкала наркотиками и принесла в жертву в своем культе? Жестокая и смертоносная. Гвоздарь не сомневался, что если бы его отец сказал ей убить Пиму и Везучую Девочку, она бы спокойно сделала это и спокойно спала бы потом.
Вины он не чувствовал.
Но тем не менее, когда он подобрался ближе, сердце заколотилось в груди, а пульс застучал в ушах, как барабан. Его отец умел убивать так, быстро и эффективно. Ричард Лопес не понаслышке знал, что такое убить или быть убитым. Простой расчет, говорящий, что лучше быть живым, чем мертвым. Ни на мгновение не задумался бы, имея преимущество, когда противник спит.
Быстро и сразу,сказал себе Гвоздарь. Поперек глотки, и все.
Пару лет назад отец заставил его зарезать козу. Чтобы научить обращаться с ножом. Дать почувствовать, как нож прорезает плоть и рвет сухожилия. Гвоздарь помнил, как отец наклонился поверх него, обхватив рукой кулак, сжавший нож. Коза лежала на боку, со связанными ногами, ее бок вздымался и опускался, как мехи, дыхание со свистом вырывалось через ноздри. Отец провел рукой Гвоздаря, ставя нож к горлу козы.
— Дави сильно, — сказал он.
Гвоздарь повиновался.
Он раздвинул в сторону папоротники. Голубоглазая лежала прямо перед ним, тихо дыша. Во сне ее черты лица смягчились, они не были искажены грязью всего сотворенного ею насилия. Лежала на животе, с открытым ртом, подобрав руки под себя и прижав, согревая их от ночной прохлады. Гвоздарь помолился Норнам. Шея не настолько открыта, как надо бы. Надо бить быстро. Она должна умереть сразу.
Подобрался ближе и замер. Занес нож и наклонился, затаив дыхание.
И ее глаза открылись.
Перепугавшись, Гвоздарь с размаху ткнул ей ножом в горло, но Голубоглазая среагировала моментально. Откатилась в сторону и вскочила на ноги. Взмахнула мачете. Не сказав ни слова. Не кричала, не просила, не орала в гневе. Бросилась вперед мгновенно, так что ее силуэт стал расплывчатым. Гвоздарь отшатнулся, и мачете просвистел там, где было его лицо. Она снова ринулась вперед. Гвоздарь поднял нож, но она не ударила его мачете, а подсекла ногой. Гвоздарь рухнул навзничь, и Голубоглазая тут же прыгнула сверху, сбивая ему дыхание. Выбила из руки нож с такой силой, что его пальцы онемели.
Он лежал, тяжело дыша, прижатый к земле всем ее весом. Голубоглазая приставила мачете к его шее.
— Бедный глупый ребенок, — пробормотала она.
Гвоздарь хрипло дышал, дрожа от страха. Голубоглазая ухмыльнулась и приподняла мачете. Коснулась острием его правого глаза.
— Я привыкла, что мужчины пытаются броситься на меня среди ночи, пока росла, — сказала она. Приподняла нож и коснулась левого глаза. — У такого мелкого паршивца, как ты, ни единого шанса не было.