Разрушитель
Шрифт:
— Нет. Я задержался недалеко от Кристчерча на несколько часов, чтобы порыбачить и перекусить. Поэтому ушло столько времени.
Карпентер недоверчиво хмыкнул.
— Две минуты тому назад ты объяснил все тем, что менял курс. А сейчас утверждаешь, будто потратил время на рыбалку. Так чему же верить?
— И тому и другому. Менял курс и ловил рыбу.
— Почему это не записано в журнале?
— Это не имело значения.
Карпентер кивнул.
— Кажется, время тебя не волнует, — он поискал подходящее слово, — индивидуальный подход, мистер Хардинг. Например, ты сказал вчера полицейскому
Глаза у Хардинга будто засветились от внезапно нахлынувшего на него веселья.
— Это не выглядит так далеко по морю, — сказал он.
— Ты добрался до Лулуеза?
— Клянусь, я сделал это! — Он чуть не смеялся. — Я совершенно выдохся к тому времени, когда пришел в бухту Чапмена.
— Можно это объяснить тем, что ты путешествовал налегке?
— Не понимаю.
— У тебя был мобильный телефон, мистер Хардинг, и больше ничего. Другими словами, ты отправился в путешествие длиной в пятьдесят миль в один из самых жарких дней года без воды, денег, без всяких средств для защиты от солнечных лучей, без какой-либо дополнительной одежды для защиты от перегрева, без шапки. Ты всегда так пренебрежительно относишься к своему здоровью?
У актера перекосилось лицо.
— Согласен, глупо. Именно поэтому я повернул назад после того, как ваш парень увез ребят. Если вам интересно, на обратный путь потребовалось в два раза больше времени, чем на дорогу оттуда, ведь я чертовски устал.
— Получается приблизительно четыре часа, — задумчиво произнес инспектор Гелбрайт.
— Больше похоже на шесть. Я вышел после их отъезда приблизительно в двенадцать тридцать, пришел на причал в восемнадцать пятнадцать. Выпил почти галлон воды, что-то съел и затем вышел в Лимингтон, возможно, еще через полчаса.
— Итак, пеший переход до бухты Чапмена занял три часа? — спросил Гелбрайт.
— Что-то около того.
— Это значит, вы должны были покинуть причал сразу после семи тридцати, чтобы иметь возможность позвонить в службу спасения в десять сорок три.
— Если вы говорите так, значит, так оно и есть.
— Я совсем так не говорю, Стив. По нашим сведениям, вы расплатились за стоянку в восемь ноль-ноль. Это значит, вы не могли покинуть причал позднее, чем через несколько минут.
Хардинг сцепил руки за головой и уставился на инспектора.
— Хорошо, я ушел в восемь, — сказал он. — Что в этом особенного?
— Особенное в том, что вы никак не могли пройти пешком шестнадцать миль по трудной прибрежной тропе за два с половиной часа, — он сделал паузу, не отводя взгляда от Хардинга, — и сюда входит время, которое вы должны были потратить на ожидание парома.
Хардинг ответил без колебания:
— Я не шел по прибрежной тропе, по крайней мере не начинал с нее. Меня подбросила на попутке пара, которая направлялась в загородный парк около Дурлстон-Хед. Они высадили меня возле ворот, ведущих вверх к маяку, я только там ступил на тропу.
— В какое время?
Актер
— Десять сорок три. Однако следует вычесть время, потраченное, чтобы добраться от Дурлстон-Хед до бухты Чапмена, я полагаю. Послушайте, помню, что вчера первый раз посмотрел на часы только перед тем, как позвонил в службу спасения по телефону 999. До тех пор меня совершенно не волновало время.
Он вновь посмотрел на Гелбрайта, в его темных глазах появилось раздражение.
— Ненавижу, когда мною управляют проклятые часы. Это социальный терроризм — заставлять людей подчиняться произвольной оценке времени, затраченного на то или другое. Именно поэтому мне нравится мореплавание. Время не имеет значения, не стоит и задумываться о нем.
— На какой машине ехала эта пара? — Карпентера не взволновали взлеты философской мысли молодого человека.
— Не знаю. Какой-то тип автомобиля с закрытым кузовом. Не обращаю внимания на машины.
— Какого цвета?
— Думаю, синего.
— Что это была за пара?
— Мы много не разговаривали. Слушали музыку группы «Меник-стрит Причез».
— Можешь описать их?
— Пожалуй, нет. Они были обычными. Большую часть времени мне пришлось смотреть им в затылок. У нее светлые волосы, у него темные. — Он достал пустую бутылку виски и вертел ее между ладонями, начиная терять терпение. — Какого черта вы задаете мне все эти вопросы? Кому какое дело до того, сколько времени потребовалось мне, чтобы из пункта А добраться до пункта В, или кого я встретил по пути? Разве все, кто набирает номер 999, получают третью степень?
— Просто стараемся свести концы с концами, сэр.
— Вы уже говорили.
— Не правильнее ли сказать, что бухта Чапмена была целью вашего путешествия, а не Лулуез-Коув?
— Нет.
Наступило молчание. Карпентер не сводил глаз с Хардинга, а тот продолжал развлекаться с пустой бутылкой виски.
— На борту твоей лодки были пассажиры в субботу? — затем спросил он.
— Нет.
— Вы уверены, сэр?
— Конечно. Думаете, я мог бы не заметить их? Это едва ли требует доказательства, согласны?
Карпентер лениво листал судовой журнал.
— Ты когда-нибудь возил пассажиров?
— А это не ваше дело.
— Может быть, и не наше, но нас заставили поверить, что ты парень. Ходит легенда, будто ты регулярно развлекаешь на борту девушек. Мне любопытно, брал ли ты когда-нибудь их с собой в плавание, — он кивнул головой в сторону каюты, — или же все эпизоды происходят здесь, когда лодка пришвартована к бакену?
Хардинг задумался на некоторое время.
— Некоторых из них я беру с собой в плавание, — наконец подтвердил он.
— Как часто?
Еще одна длинная пауза.
— Возможно, один раз в месяц.
Карпентер бросил тетрадь на стол и побарабанил по ней пальцами.
— Почему же здесь ничего не записано о них? Ведь ты обязан заносить в журнал имена всех, кто находится на борту, на случай крушения? Или, возможно, тебе безразлично, что кто-то может утонуть, ведь береговая охрана будет считать, что ты единственный, кого следует искать?
— Это смешно, — примирительно произнес Хардинг. — По этому сценарию судно должно будет перевернуться, журнал будет утрачен навсегда.