Разрушители
Шрифт:
— Я знаю, как дорог вам ваш ребенок, но постарайтесь взглянуть правде в глаза! Я никогда не хотел причинить вред вашей семье, о покушении в Винке я узнал слишком поздно, сделать что-то уже было нельзя. Однако о последствиях того происшествия вы заблуждаетесь. На самом деле ваш сын умер! Он умер от ран на руках Нантрека, а орден скрыл это от вас. Это не безумие, поверьте мне! Совет применил запретную магию, черное колдовство для того, чтобы анимировать труп и скрыть происшедшее. Они хотели удержать контроль над Шокангой. Неужели вы не заметили, что мальчик изменился? И его тут же забрали
Это звучало… убедительно. Гораздо убедительнее, чем рассказ о беглой душе. И настолько близко к фактам, что даже я сам засомневался. Может, мастер Ребенген меня обманул? И вообще, как должен чувствовать себя живой мертвец?
Речь Сандерса замедлилась, а голос стал вкрадчивым и убедительным:
— Арконийский орден магов полон карьеристов, ради сиюминутной выгоды готовых на все, абсолютно на все! Запретное колдовство запретно лишь на словах, а на деле все решают власть и деньги. Вспомните, что произошло весной! Тварь была в Гатанге, у стен Академии, а никто так и не был наказан. Никто!
Он что, не знает про Тень Магистра? Рассказ Сандерса сразу утратил свою убедительность.
— И кто же был колдун? — не удержался я от вопроса.
— Должно быть, твой создатель, — процедил сквозь зубы Сандерс.
Значит, я создал сам себя.
— И Серые ничего не заметили?
— Эти отродья Ракшей пойдут на все, чтобы попасть в Арконат.
— Гм. А Древние твари?
Сандерс не снизошел до ответа. Интересно, делал ли Крамер папе что-то типа доклада? Странное поведение демонов не могло не броситься в глаза специалисту.
Я задумался над тем, как все должно выглядеть с точки зрения моего отца. Он сильный маг, но — самоучка, каких-то фундаментальных принципов может не знать… Или думать, что не знает. Допустит ли он (хотя бы в теории) мысль, что способен не отличить мертвого от живого, не разглядеть суть за оболочкой? Впрочем, все эти вопросы шли от ума, а в сердце у меня росло смутное подозрение, что папу вообще не интересуют тонкости.
— Кто-то должен был вмешаться! — возвысил голос маг. — Остановить это непотребство, защитить будущее Арконата! Да, я убил Рамона Дарсаньи, но он был преступник, повинный в том, что произошло с вашим сыном. Задумайтесь, почему они не привлекли его к ответственности сразу? Его и Пьера, который вообще был воплощением мерзости и порока. Мне пришлось взять восстановление справедливости на себя! Теперь осталась только одна угроза. Он!
Я ничего не сказал. Потому что это был не мой выбор, точнее, мой выбор был — молчание. Сандерс вел атаку на здравомыслие повелителя Шоканги, а я никогда и ни при каких условиях не усомнился бы в способности отца к здравым суждениям. Это те, другие, могли шушукаться и говорить про него гадости. Для меня все его странные высказывания и шокирующие поступки были лишь изящной оболочкой для холодного и совершенного в своей полноте ума. Я доверял его решению, потому что он знал мою суть лучше меня самого.
Отец молчал. Просто стоял и смотрел, не меняя позы, не делая никаких жестов, не демонстрируя эмоций. В этом его молчании мне почудилось бесконечное, терпеливое ожидание хищника. Не знаю, слышал ли он сказанное Сандерсом (запомнил — наверняка), но слова мага не имели для отца никакого значения. Решение было принято им уже давно, оставалось только не угадать, а распознать нужный момент для его реализации. Дракона не интересовал предсмертный лепет жертвы. Он был сама Судьба, судьба Сандерса и его смерть. Он держал в руках часы, и время из них вытекало. Это завораживало, как летящая в сердце стрела.
Но Сандерс не знал моего отца так же хорошо и не умел слышать его молчание. Безумный маг принял спокойную готовность за растерянность и потрясение. Он не понимал! Повелитель Шоканги не может впасть в ступор. Бедняга увидел в этом «свой шанс», глаза Сандерса злорадно сверкнули.
— Умри, проклятый дух! — выдохнул он, сосредотачивая внимание на мне.
И в тот же миг тяжелый кинжал вошел в его череп ажио по самую рукоятку. Труп несчастного отшвырнуло к стенке — папа метнул кинжал с силой достаточной, чтобы завалить быка. Отсюда мораль: никогда не поворачивайся спиной к Лорду Шоканги. Впрочем, этому парню мораль уже без разницы.
Но что со мной? Какое решение он принял?
Отец потер пальцы, словно пытался понять, не испачкал ли их брошенный кинжал.
— Интересно, многим ли он успел наболтать эту чушь? — задумчиво пробормотал он. — Если услышишь от кого-то что-то подобное, немедленно дай мне знать. Наши с тобой подданные — люди темные и необразованные, но притом мнящие о себе не пойми что. Если подобная дурь пустит корни в их головах, придется действовать резко, и годовой доход провинции сильно сократится. Сейчас, когда в Шокангу начнут прибывать Серые, для этого не самое лучшее время.
Изящно сказано. Смысл в том, что отец прибьет любого, в ком хотя бы заподозрит нелояльность нашей семье, но понимает, что массовая резня приведет Серых в ужас. Он готов был принимать во внимание специфические взгляды своих новых подданных, это хорошо! Значит, Братство в Шоканге приживется.
Зароненное Сандерсом сомнение все еще шевелилось в моей голове, словно полураздавленное насекомое.
— Па, а ты точно знаешь, чем зомби отличается от человека?
— Зомби — просто кукла, марионетка на веревочках из Силы, которые безошибочно указывают на ее хозяина. Перепутать самотворящееся заклятие с живым существом может только полный идиот. Помни: мертвое не ест, не растет и не изменяется.
— А как же демоны?
— Они — Немертвые, имя нарицательное, пишется с большой буквы. Едят, но изменяться не могут, только деградировать. По определению. Ибо не обладают свободой воли, а при уничтожении воспроизводят себя с раз и навсегда заданной матрицы. Понял?
— Да.
Вернусь в Академию, потребую от магов полного курса демонологии.
Отец с удовлетворением оглядел дело рук своих.
— Итак, сын, о чем ты хотел со мной поговорить?
Я попытался собраться с мыслями (от трупа несло мочой и калом), но не успел: именно теперь, когда все проблемы были решены и закрыты, на место прибежали маги. Я беззвучно пошлепал губами. Ни одного приличного слова в их адрес у меня не было.