Разрывая кокон

Разрывая кокон

Пролог

Вдох-выдох.

"Кто я?" - задаю вопрос в пустоту. В руках - моих ли?
– они так похожи на другие, только что созданные в этой мастерской - миниатюрная девушка. Бледная кожа, веснушки россыпью, лицо ассиметрично, левая бровь чуть выше, уголок губ вздернут, под грудью - еле заметная полоска шрама. Красивая, несовершенная, до одури естественная. Солнечный луч шарит по столу, словно вор, находит добычу и поджигает огнем

Вдох-выдох.

Я дышу за себя и за нее, и терпеливо жду, когда на нежной коже появятся пупырышки, откроется в немом крике рот - первый спазм - и запульсирует лоза тонкой венки на шее.

Кукла вздрагивает, открывает глаза. Карие, глубокие - в них больше жизни, чем в моих. Хорошо, так и надо. Пусть творение превзойдет мастера.

Окно открыто настежь, во дворе галдят дети, и будто стремясь за меня сделать то, на что я не осмелилась, беспардонный весенний ветер разрушает привычный порядок. Загоняет в пропахшую краской и клеем берлогу сладкий запах роз и чуть терпкий жасмина, сметает со стола пестрые лоскуты ткани, крошки засохшей глины, торопливо перебирает в банке кисточки, играет шариками пенопласта.

– Никому тебя не отдам, - шепчу на ухо кукле.

Она кивает. Обычный человек не увидит ее движений, но мы, дублеры, мастера создавать копии людей, обречены замечать то, что другие вычеркивают из поля внимания, подобно ошибочным буквам в знакомых словах.

Выдох-вдох.

И я решаюсь. Этот маленький двойник - а проще двойка, так мы привыкли называть наши творения, - будет особенной. Не чета своим виртуальным подружкам, она создана руками, она настоящая! Ей не место в сети корпорации. Осторожно, чтобы не разорвать еще неокрепшую связь с куклой, я мысленно отключаюсь от сети "Кокона". Перед внутренним взором появляется карусель - дом для двойки, пространство в моем воображении. Площадка, расчерченная шахматной клеткой, медленно останавливается. От оси карусели отходят живые нити, извиваются, будто ищут кого-то. Одна из них станет пуповиной куклы.

По спине бегут мурашки. Справлюсь ли одна? И понимаю - это не имеет значения. Хуже не будет, я уже потеряла дочь.

Усмехаюсь своим мыслям. Смерти нельзя перечить, но ее можно обхитрить.

Детский гомон за окном стихает, аромат розы тускнеет, у внешнего мира пропадает цвет и запах.

Вдох-выдох.

Я леплю карусель из глины давно ушедших времен. Глубоко дышу, наполняя ось, как стебель, соком своей жизни и жизнями тех поколений, что стояли за мной - их надеждами, мечтами, умениями. Карусель раскручивается все сильнее, превращаясь в мерцающее веретено. Я наблюдаю и жду. Ползут томительные секунды. Дыхание перехватывает, обратного пути нет. Либо я окажусь сильнее корпорации, либо меня уничтожат за неудавшийся бунт.

Но карусель продолжает жить. Она постепенно замедляет ход, и я уже могу различить на черной клетке фигуру - пуповина тянется от оси к затылку двойки. Рыжая копна волос и шрам. В этой двойке все, что я сумела скопить, все что должна была передать внучке. Теперь уже не передам. Не сейчас. Спрячу в кукле.

Выдох-вдох.

Выныриваю на поверхность реальности. Шум привычных звуков - переругивание соседей, щебет птиц, лай собак - обрушивается лавиной. Осторожно кладу куклу в стеклянную коробку. Двойка размеренно

Сжимаю пальцами виски, пытаясь прийти в себя. Но, не давая опомниться, разражается криком телефон.

Звонят из "Кокона", я знаю. Надо взять трубку - не собираюсь признавать свое поражение без борьбы! Но, Господи, как же трудно это сделать.

Выхожу в коридор, долго смотрю на дрожащий в припадке истерики телефон на стене. Снимаю трубку с рычага, она кажется неимоверно тяжелой, под ее весом немеет рука.

– Алло!
– нарушаю тишину первой и жду приговора.

С натугой провернулся ключ, щелкнул замок, и Полина замерла на пороге. Казалось, вот сейчас послышится голос Иты, и Полина снова увидит ее лицо - умное, чуть лукавое, с выразительными скулами и темными, почти черными глазами.

Девушка сбросила кроссовки, по привычке глянув на тумбочку для обуви. Так она всегда знала, кто есть дома. Полина не любила пустой квартиры. Сейчас в коридоре валялись только туфли Артема - один у порога, другой на пути в кухню. Мило, братишка снова в ударе! Хорошо, что инсталляцию не пополнили штаны.

Приготовившись к неизбежному, Полина поплелась на кухню.

Хватаясь за открытую дверь холодильника, Тема добросовестно старался подняться с пола. Заметив сестру, он широко улыбнулся и, сделав вид, что все идет по плану, разлегся на линолеуме, как на пляже.

– Крем от загара дать?

Брат усиленно замотал головой, ударившись о табуретку.

– Лучше борщ! Но я его не нашел. Это не холодильник, это... лента Мебиуса... Нет... Сферический конь в вакууме... Шит! Мерде! Шайзе! Что я хотел сказать?

Языки легко давались Теме, но в силу неусидчивости надолго в голове не задерживались. Если не считать, конечно, определенный лексикон, который Артем активно и в удовольствие практиковал.

– Ящик Пандоры, наверное?
– подсказала Полина, помогая брату подняться.

Но Тему удалось лишь усадить, прислонив спиной к этому самому "ящику".

Приняв вертикальное положение, брат посерьезнел, сложил на груди руки и затянул:

– Crazy, crazy, baby, I go crazy(1)...

Когда Артем вспоминал Стива Тайлера(2) последний раз, он просадил на скачках деньги, вырученные от продажи маминых золотых украшений - их месячный бюджет. А еще раньше брат напевал "Crazy" перед тем как сообщить, что его "закрыли на срок" за драку с полицейскими. Тогда пришлось влезть в долги, чтобы Тему выпустили под домашний арест...

Полина бессильно опустилась на табуретку. Вот бы надавать брату затрещин, вылить ведро ледяной воды на его бестолковую голову, чтоб очнулся и хоть раз испугался того, что натворил. Хотелось по-настоящему разозлиться, но она не умела этого делать. Злость бурлила внутри, подступала к горлу, там и застревала.

– Полька, ты тока не расстраивайся, лады? Не повезло... сейчас... А потом повезет!

И Артем засветился пьяной улыбкой.

Кто-то из них должен отрезветь. И если Тема не может очнуться от алкогольного дурмана, значит, ей придется выбраться из своего кокона... Знать бы еще, как это сделать.