Разумное животное. Пикник маргиналов на обочине эволюции
Шрифт:
Наконец, хождение на двух ногах чрезвычайно осложняет вынашивание плода и роды. Послушаем В.Р. Дольника.
«У четвероногих животных строение таза таково, что он одинаково хорошо приспособлен и для бега, и для родов. Чтобы голова плода легко проходила сквозь родовой канал между образующими таз костями, таз должен быть широким. У четвероногих широкий таз не препятствует бегу, и некоторые из них рожают очень крупных детенышей. У шимпанзе голова плода относительно большая, но и она проходит сквозь родовой канал, не делая ни одного поворота».
А вот у прямоходящего афарского австралопитека таз очень узкий, поэтому его самки рожали детенышей с маленькой головой. Когда 2 миллиона лет назад у габилисов мозг увеличился, рожать детей стало намного труднее. Из этого тупика было два выхода: или расширить таз, или рожать в тот момент, когда голова плода еще не успела как следует вырасти. Однако оба решения небезупречны и чреваты существенными неудобствами. Широкий таз приведет к значительной потере скорости,
Короче говоря, прямохождение таит в себе столько минусов, что невольно возникает вопрос: почему эволюция взяла на вооружение такой сравнительно малоэффективный способ передвижения, если он не сулит виду практически никаких преимуществ? Забегая немного вперед, сразу же скажем, что окончательного ответа на сей сакраментальный вопрос нет до сегодняшнего дня. Можно предложить несколько более или менее приемлемых версий.
Имеются серьезные основания полагать, что Homo habilis был в первую очередь трупоедом и только потом — охотником и собирателем. Разумеется, этот сравнительно некрупный примат, вооруженный галькой с острым режущим краем, наверняка охотился на мелких и вертких животных, замечательно умевших прятаться, но весьма сомнительно, чтобы столь трудоемкое занятие могло в достаточном количестве обеспечить мясной пищей первобытный социум. Между тем белковое голодание смерти подобно, ибо только животный белок был в состоянии подхлестнуть набиравшую обороты цефализацию — нарастание мозговой мощи. Древнейших людей, по всей видимости, выручило поедание трупов, и грубые олдувайские чопперы как раз идеально приспособлены для отделения мяса от костей. Стыдиться трупоедения не резон, поскольку сей промысел в африканской саванне требует изрядной смекалки и сообразительности. Обнаружить свежий труп нелегко, а не уступить его многочисленным и агрессивным конкурентам еще труднее.
В очередной раз обратимся к В.Р. Дольнику.
«Вот как это происходит в наше время. Выше всех парят в небе и дальше всех видят грифы. Обнаружив труп, они подают друг другу сигналы и начинают снижаться. Сипы и сами высматривают трупы и следят за грифами. Угадав, что те нашли добычу, они спешат к ней. И как поймут, куда лететь, — летят. С земли за птицами следят, кто как может, гиеновые собаки, гиены и шакалы. Они пытаются угадать, где лежит труп, и бегут туда. Птицы, в свою очередь, следят за зверями. Моментально вокруг трупа собирается целый зоопарк. Если животное не может начать свежевать тушу, ему приходится ждать мастеров другого вида. Но можно остаться ни с чем: среди этих мастеров есть такие, которые никого не подпустят. Объединенными усилиями труп разделывается так быстро, что опоздавшим есть нечего».
Ежу понятно, что габилис-трупоед значительно уступал в проворстве гиенам и шакалам и потому не слонялся без толку взад-вперед, а внимательно наблюдал за поведением птиц и зверей. Сбегаться на готовенького покойника следовало немедленно и всей стаей, ибо только такая стратегия позволяла оперативно разделать тушу и уволочь самые лакомые куски. И вот тут-то никчемная на первый взгляд бипедия оборачивалась совершенно неожиданной стороной. Свободные руки прямоходящего гоминида позволяли надежно ухватить увесистую филейную часть и хорошенько ее припрятать в безопасном месте, чтобы ни хищник, ни более расторопный сородич не сумели отнять вожделенной добычи. Хорошо известно, что современные обитатели африканской саванны сплошь и рядом поступают в точности так же — старательно прячут пропитание, дабы конкуренты не добрались до него раньше времени.
Между прочим, вполне вероятно, что подобное поведение стимулировало и коммуникативные потенции австралопитековых, поскольку занятые рутинным собирательством члены группы должны были постоянно обмениваться информацией, чтобы в случае чего споро собраться вместе, если на горизонте вдруг замаячит многообещающий труп.
По мнению других ученых, вертикальное положение тела в первую очередь связано с особенностями репродуктивного поведения наших далеких предков и потому было сразу же подхвачено и закреплено отбором. Освободившиеся в результате перехода к бипедии руки позволяли австралопитекам легко переносить детенышей, что существенно увеличивало шансы вида на выживание. Если отпрыск антилопы уже в первые часы довольно твердо стоит на подгибающихся ножках, а через день-два готов следовать за матерью, то детеныши приматов появляются на свет совершенно беспомощными и еще долго не могут самостоятельно ходить, что создает массу сложностей, особенно при передвижении по земле. Например, самка макака-резуса переносит детеныша, прижав его к себе рукой, и второму ребенку здесь ничего не светит. А вот двуногая самка может легко переходить с места на место с тремя детьми: старший держится за мать, средний сидит на закорках, а младшего она несет на руках. В случае опасности прямоходящая самка спасается бегством, прижав к себе руками двоих детенышей. А вот если бы она ходила на четвереньках, одного ребенка пришлось бы бросить на произвол судьбы.
Еще более экстравагантную гипотезу предложил в свое время британский ученый Алистер Харди (1896–1985). Как известно, человек в отличие от высших приматов не боится воды и легко обучается плаванию. Homo sapiens — весьма изрядный пловец: он может часами держаться на воде и преодолевать значительные расстояния. Тренированному человеку ничего не стоит пересечь Ла-Манш или совершить многочасовой заплыв протяженностью несколько десятков километров. Так называемые примитивные народы, живущие на побережье, тоже, как правило, замечательные пловцы. Европейские путешественники, впервые обогнувшие мыс Горн и познакомившиеся с коренным населением Огненной Земли, рассказывали, что не раз и не два встречали за много миль от берега неторопливо плывущих туземок в сопровождении маленьких детей. Ребятишки цепко держались за распущенные материнские волосы, выглядели бодрыми и жизнерадостными и прекрасно себя чувствовали в студеных антарктических водах, омывающих южную оконечность американского континента.
Человек не только хорошо плавает, но и замечательно ныряет. Все мы наслышаны о ловцах жемчуга и губок, которые погружаются на большую глубину и проводят под водой несколько минут. Между прочим, в крови профессиональных ныряльщиков, занятых поиском жемчуга у берегов Австралии, физиологи обнаружили повышенное содержание молочной кислоты. Это говорит о том, что у людей, научившихся надолго задерживать дыхание, происходит своеобразная перестройка на биохимическом уровне: анаэробный (бескислородный) тип дыхания начинает решительно преобладать над привычным аэробным. В этом смысле мы отчасти уподобляемся китам, которые могут уходить на большую глубину и подолгу оставаться без воздуха. Весьма примечательно и то обстоятельство, что новорожденные и очень маленькие дети неплохо держатся на воде. Учить их этому нет никакой необходимости: древняя инстинктивная программа лучше знает, как надо. К сожалению, со временем эта полезная способность бесследно утрачивается, если не получает должного подкрепления. Обычно это происходит вскоре после того, как ребенок начинает ходить.
Имеются серьезные основания полагать, что наши далекие предки вели полуводный образ жизни. Вот как это представляется Алистеру Харди. Когда-то давным-давно жестокая конкурентная борьба с соседями вынудила одну из популяций человекообразных обезьян навсегда покинуть лес и поселиться на берегу обширной лагуны. Обезьяны боятся и не любят воды, но голод не тетка, и самые отчаянные члены стада стали от случая к случаю осторожно забредать на мелководье. Совершенно неожиданно для себя они вдруг обнаружили, что в прибрежной полосе видимо-невидимо самой разнообразной пищи, добыть которую не составляло ровным счетом никакого труда. В теплой воде копошились моллюски и плескалась мелкая рыбешка, в горячих лужах между камнями в изобилии водились рачки и крабы, а в песке приливно-отливной зоны было сколько угодно вкусных жирных червей. Но раковины и крабы на мелководье сравнительно быстро были съедены, и обезьянам в поисках пропитания волей-неволей приходилось все дальше уходить от берега. Темные воды глубоки, а потому мужественные первопроходцы были обречены изо всех сил тянуться во весь свой небольшой рост, чтобы не остаться на бобах. Прямая походка неожиданно сделалась ценным эволюционным приобретением и залогом успеха, да и разгрызать раковины оказалось гораздо удобнее в вертикальном положении, держа руки над водой. С течением времени умные приматы сообразили, что раскалывать неподатливые раковины значительно проще с помощью острых каменных отщепов, а зубы лучше поберечь. Поколения мелькали как в калейдоскопе, и постепенно бипедия стала устойчивым признаком прибрежных обезьян. Само собой разумеется, что технология обработки камня тоже не стояла на месте.
Такой полуводный образ жизни потянул за собой разнообразные анатомо-физиологические изменения. Прежде всего исчез за ненадобностью обильный волосяной покров, ибо густой мех быстро намокал, что не лучшим образом отражалось на процессах терморегуляции. Вдобавок он мешал плавать, а наши обезьяны довольно скоро сделались неплохими ныряльщиками и пловцами. Но вот на голове волосы сохранились и даже стали пышнее, поскольку хорошо защищали от палящих лучей тропического солнца. Продолжительное пребывание в воде привело к тому, что увеличился слой подкожного жира, надежно предохраняющий тело приматов от переохлаждения.