Разведчик с Острова Мечты
Шрифт:
— Крепись, сын мой, все в руках Творца. Любой из нас рано или поздно предстанет на Его суд. У господина же Иигуира за плечами славная жизнь, удивительная не только свершениями, но и продолжительностью. Немногим Всевышний отпускает столь долгий век.
— Вы тоже наслышаны об учителе?
— Безусловно, сын мой. Один собор Святого Гемлиса Орхенского в Амиарте обессмертил бы его имя. Правда, я что-то слышал и о разногласиях с иерархами Гердонеза… Впрочем, ведь господин Иигуир остался преданным единотворцем, не так ли? Огромная честь для скромного сельского священника быть духовником незаурядного человека…
Под этот разговор они приблизились к Залу Собраний. У входа
В дверях Шагалан остановился, быстро глянул внутрь:
— Можете начинать, святой отец. Мы подождем на улице.
Пока набожные Марика с дочерью раскланивались со священником, Кане бесшумной тенью проскользнул за порог. Здесь его догнал Шагалан:
— Как он?
— Проснулся в ясном сознании, хотя очень слаб.
— Я тут подумал, учитель… — Юноша промедлил. — Мессиру Иигуиру ведь предстоит исповедовать все совершенные грехи… Не окажется ли церковник посвященным в наши планы? Боюсь, мессир до сих пор считает свою затею пускай и вынужденным, но богопротивным поступком.
— Передачу воспитания невинных отроков в руки безбожников? — усмехнулся мастер. — Весьма вероятно. Что ж теперь? Неужели предлагаешь прирезать святого отца?
Юноша посмотрел серьезно:
— Нет, лишнее. Он представляется человеком не слишком умным, но вполне преданным своему долгу, тайну исповеди, скорее всего, сохранит. Другой вопрос, если кто-то целенаправленно пожелает выдавить из него сведения…
— Потерпим чуток, Шагалан. Полагаю, едва гость выйдет, как тотчас развеет сомнения. Следом зайдешь ты.
Ждать пришлось изрядно. Наконец одна из створок дверей, скрипнув, приоткрылась, показался священник. Весь взъерошенный, растерянный и даже испуганный, то и дело отирая с лица пот, он невидящими глазами озирался вокруг. Кане и Шагалан многозначительно переглянулись.
— Дайсар! — позвал хардай негромко. — Вы со Скохой проводите святого отца до самой деревни. Время уже слишком позднее для одиноких путников.
Еще больше понизив голос, добавил:
— Возьмите у Беронбоса пару золотых на пожертвования. И постарайтесь по дороге убедить церковника в своем глубинном тяготении к вере предков. Она пробивается в ваших душах сквозь все чары и заблуждения воспитателей, ясно? Только сыграйте искренне, вдохновенно. Пускай теперь почувствует себя миссионером…
Когда Шагалан вновь подошел к ложу Иигуира, то понял, что развязка близка. Старик часто, с хрипом хватал ртом воздух и никак не мог отдышаться, на пепельно-серой коже натужной паутиной вздулись вены, пена на губах стала розовой.
— Плохой знак, — прошептал Кане, наклонившись. — Боюсь, зреет очередной приступ, который он едва ли перенесет. Если вдобавок пойдет кровь горлом, то…
Юноша опустился на пол у изголовья. Сзади, еле слышно ворча, Гош возился с опахалом, а Ринара, устроившись по другую сторону ложа, вытирала лицо и грудь умирающего. В этот момент взгляд Иигуиpa, до того воспаленно-блуждающий, внезапно обрел прежнюю ясность.
— Ванг! — голос был глухим и хриплым. Шагалан даже не сразу понял, что прозвучало его имя.
— Я здесь, учитель.
— Слушай меня, сынок… — Старик с трудом подыскивал паузы между волнами удушья. — Тебе с друзьями завершать начатое… Я уже, сдается… не поднимусь… Вам карать злодеев… освобождать страну… Жалею лишь, не довелось… самому обратно… Не вовремя истекает отпущенный… Помните, вы — гердонезцы, и… и родина ждет вашей помощи… Воздух горит… Да хранит вас… хранит вас Бог…
Какое-то движение на секунду отвлекло Шагалана. Повинуясь жесту Ринары, к ложу подступил мастер Кане. Девушка молча показала ему полотенце, которым только что протирала губы Иигуира, — на влажной светлой ткани отчетливо расплывались алые пятна…
II
Шагалан медленно брел по прибрежному песку. Теплая пена резвилась вокруг босых ног. Освеженный грянувшим накануне ливнем, воздух струился в солнечных лучах. Несколько чаек деловито расхаживали по пляжу, нимало не пугаясь соседства человека. Чудилось, они своими крошечными мозгами поняли, что, погруженный в свои мысли, тот не обращал на окружающее никакого внимания.
Бентанор Иигуир умер на самом исходе той тяжелой ночи. День лагерь провел в звенящем, отчаянном молчании. Ни занятий, ни тренировок. Не произнося ни слова, люди точно призраки слонялись с места на место, то сбиваясь в беззвучные группы, то рассыпаясь поодиночке. После нескольких таких бесцельных перемещений они снова и снова возвращались в Зал Собраний, дабы постоять у тела учителя. Величественное лицо старца застыло в умиротворении и покое, тревоги суетного существования теперь переходили на плечи его воспитанников. Минута-две у смертного одра, и люди опять отправлялись в свои странные путешествия, чтобы затем снова сюда вернуться. Получался бесконечный поток, непрерывно протекавший через Зал. Горестную тишину над лагерем лишь однажды нарушил вой голодной скотины из хлева: животные, не считаясь ни с чем, требовали возобновления привычного хода бытия.
Назавтра тело Иигуира перевезли в Вильтон, скромный городок милях в десяти от побережья. По дороге повозку сопровождали только Беронбос, Шагалан и Дайсар, но печальное известие разлетелось далеко, и небольшая древняя церковь оказалась переполненной. Создавалось впечатление, будто сюда собрались все успевшие доехать до городка. Главным образом это были окрестные землепашцы, особняком держались несколько незнатных дворян, горожане и торговцы. Мало кто из них встречал Иигуира при жизни, но славного имени достало, чтобы созвать сюда людей. Чувство приобщения к истории витало под сводами храма, некоторые даже принесли с собой грудных детей, давая им хоть краем глаза увидеть похороны великого человека.
Службу вел епископ из Амиарты. В провинциальную глухомань его вытащил Бойд, ведавший организацией всей церемонии и определенно не поскупившийся на расходы. Кроме того, купец заполучил второго епископа, Гердонезского. По слухам, высокий жилистый старик с лицом аскета являлся приближенным принца Демиона, брата покойного Сигельвула Артави и формального наследника престола. Законность притязаний прозябающего на чужбине принца действительно никто не оспаривал, вот только шансы на их осуществление представлялись сейчас совершенно эфемерными. Первые годы изгнания корона Валесты еще терпела активные попытки Демиона собрать войско из гердонезского дворянства и наемников, но затем политика взяла верх над состраданием. Вдобавок денег на серьезную армию у принца не хватило, посему, когда его оголодавшие отряды занялись банальным грабежом, власти категорично настояли на их роспуске.