Разведчик в Вечном городе. Операции КГБ в Италии

Колосов Леонид Сергеевич

– Ты можешь мне написать на листочке, что перепутал автора статьи о „Фиат“ в „Известиях“, которую ты совершенно справедливо критиковал? Иначе меня вытурят из Италии.

– Давай блокнот…

Джанкарло вытащил авторучку и написал в моем блокноте: „Официально заявляю, что допустил ошибку, критикуя автора известной вам статьи Леонида Колосова, который никакого отношения к указанному материалу, как оказалось, не имеет. Приношу товарищу Колосову свои искренние извинения“. Далее следовала подпись моего друга Джанкарло. Расцеловав его, я помчался обратно в Рим, срочно вызвал Москву, продиктовал текст записки, попросил срочно ее перепечатать, быстро отнести к главному редактору и оставить меня на связи с редакцией. Пока я разговаривал с иностранным отделом, бухгалтерией и прочими службами,

все было сделано. Меня соединили со Львом Николаевичем. Голос его заметно потеплел.

– Записку, Леонид Сергеевич, храните, как зеницу ока. Кстати, подпись на ней есть?

– Собственноручная. Джанкарло тоже был искренне огорчен. Его подвела секретарша.

– Очень хорошо. Я сегодня все доложу по инстанции. Работайте спокойно.

– Спасибо.

– Это вам спасибо за оперативность…

Возвращаясь из Парижа, Пайетта заехал в Москву.

Его, между прочим, спросили в международном отделе ЦК КПСС, писал ли он записку в защиту собственного корреспондента „Известий“. Он все подтвердил. Честный был компаньон, то бишь товарищ Джанкарло Пайетта.

…А через некоторое время в Риме начались переговоры о строительстве на Волге автомобильного завода, основную роль в котором должен был играть „Фиат“, и о предоставлении им солидного кредита Советскому Союзу. Главные роли в переговорах исполняли министр автомобилестроения СССР Тарасов и почетный президент концерна „Фиат“ профессор Витторио Валетта (его к этому времени повысили в звании). Обстановка была сложной и снаружи, и внутри. В разгаре была „холодная война“, и американцы всеми силами пытались помешать развитию советско-итальянских отношений. И политических, и экономических, тем более что премьер-министр Альдо Моро начал проводить вроде бы антиамериканскую политику и делать заметные шаги к сближению с Советским Союзом.

Я не буду рассказывать о всех перипетиях переговоров. Они были достаточно сложны и скучны для рядового читателя. Вопрос стоял о строительстве завода по производству легковых автомобилей на Волге, в том месте, которое потом будет названо городом Тольятти, с привлечением, помимо „Фиат“, ряда смежных предприятий. События приняли трагический характер, когда речь зашла о предоставлении нам кредита. Вернее, не о самом кредите, а о процентной ставке по нему. На итальянском финансовом рынке процент по кредиту колебался между 7–8 процентами годовых. Именно 7 процентов потребовала итальянская сторона, заявив, что не может сделать ни одного шага назад. Председатель Совета Министров СССР Алексей Николаевич Косыгин со своей стороны установил для нашей делегации крайний предел в 5 процентов с небольшим резервом. Переговоры зашли в тупик. Министр Тарасов заявил, что он вынужден будет собирать чемоданы и ехать в Москву. И вот тогда-то наступила моя очередь. Резидент вызвал меня и прямо поставил вопрос: „Чем можешь помочь? Какие люди у тебя есть в окружении президента, премьер-министра и самого Валетты? Те, естественно, которые могут повлиять на переговоры…“.

Таких людей у меня было двое. Сенатор-социалист Лелио Бассо, бывший участник Сопротивления, видный итальянский политический деятель, умерший в декабре 1978 года. Сегодня я могу раскрыть его имя, ибо был он искренним и бескорыстным, я повторяю, бескорыстным, другом Советского Союза и всегда помогал нам в самые тяжелые минуты, особенно, когда не было других, кроме него, источников срочно необходимой конфиденциальной информации. Имя второго агента, депутата парламента, я пока раскрыть не могу. В наших скрижалях он проходил под псевдонимом „Немец“ и имел большие связи в тогдашнем правительстве „левого центра“.

С Лелио Бассо я увиделся вечером на другой день после разговора с резидентом, вызвав его на встречу условным телефонным звонком. Объяснил ему ситуацию. Сенатор горестно покачал головой. „Трудное положение“, – сказал, подумав. И тут у меня родилась в голове крамольная мысль. „Сенатор, – горячо затараторил я, – у Тарасова есть запасной вариант. Если итальянская сторона не пойдет на уступки, он через некоторое время начнет переговоры с французской фирмой „Рено“. Неужели вы допустите, сенатор, чтобы такой колоссальный заказ перешел к французским лягушатникам? Я, например, если бы был итальянцем, просто

не простил бы себе этого. Ведь „Фиат“ лучше „Рено“…“

То, что я сказал сенатору, было абсолютным враньем, но он воспринял мой монолог очень серьезно. „Хорошо, – ответствовал Бассо, – попробуем что-либо предпринять. У меня неплохие личные отношения с президентом Сарагатом, еще лучше – с премьер-министром Моро, да и Валетту я знаю очень давно. Но мне нужен весь завтрашний день. Встретимся утром послезавтра. А Тарасов пускай потянет переговоры и не рвется в Париж“.

С „Немцем“ я встретился в тот же день, но уже ночью. Он был деловым человеком и сразу все понял. Его тоже обеспокоила моя липовая версия о возможности ухода к французам. „Этого ни в коем случае нельзя допустить, – грозно заявил он. – Такой заказ! Это же новые рабочие места для тысячи наших трудящихся. („Немец“ тоже был социалистом, правда, правым – Л. К.). У меня неплохие связи в нынешнем правительстве, а некоторые министры вообще числятся в друзьях. Встретимся послезавтра утром“. – „Давай лучше после полудня“, – предложил я, памятуя об утренней встрече с Лелио Бассо.

Резидент моментально довел мою информацию до сведения министра Тарасова. Переговоры, если я хорошо помню, были прерваны на один день. А на утренней встрече с Лелио Бассо он с нескрываемой радостью сообщил, что в высшем эшелоне принято решение пойти навстречу советской стороне и снизить „в разумных пределах“ процент по кредиту. „Тарасов может занять твердую позицию“, – убежденно сказал мне сенатор на прощание. А тремя часами позже я уже встречался с „Немцем“. Он был более конкретен, ибо достал из бокового кармана небольшой листочек бумаги. „Это совершенно секретное решение правительства о том, что итальянская сторона в крайнем случае может согласиться на 6 процентов годовых по кредиту, – сказал „Немец“. – Но Тарасову надо самым нахальным образом настаивать на 5 процентах. Это мой самый настойчивый совет“. На мои глаза даже слезы навернулись. „Друг мой, мы никогда не забудем твоей услуги и щедро отблагодарим тебя“. Я опять превысил свои полномочия насчет щедрости. „Это было бы очень кстати“, – скромно ответствовал „Немец“. Мы действительно отблагодарили. Щедро. Но немного позднее. А тогда я помчался к резиденту с ценнейшей информацией. Выслушав мое донесение и прочитав секретный листочек, он аж онемел от изумления. „Ну и молодец ты, „Киса“, – впервые упомянул он мое прозвище. – Я бегу срочно докладывать информацию, а ты исчезни на время, чтобы не засветиться. Исполняй только свои журналистские обязанности. Никаких встреч с агентурой, понял?“

А дальше события покатились как по маслу. На ближайшем заседании двух переговаривающихся сторон министр Тарасов с железной твердостью потребовал от итальянцев 5 процентов годовых по кредиту. После некоторых колебаний и всяческих словесных баталий итальянская сторона согласилась на 5,6 процента. „Сделка века“ была заключена. Это случилось, если память мне не изменяет, 16 августа 1966 года.

А на другой день состоялась пресс-конференция почетного президента „Фиат“ профессора Витторио Валетты, подписавшего генеральное соглашение о научно-техническом сотрудничестве в строительстве в СССР завода легковых автомобилей. Я пробился поближе к профессору. Он заметил меня, поманил пальцем. Я подошел, и он тихо-тихо сказал, хитро улыбаясь: „Ты прав, журналист, „фиат“ лучше „Рено“. Кстати, передай сердечный привет моей дорогой Мариэтте Шагинян“.

А потом Валетта сделал заявление, которое было напечатано в „Известиях“… „Речь идет о колоссальном деле, в котором будут участвовать итальянские и советские специалисты, – сказал он. – Я очень доволен тем, что произошло, но прекрасно отдаю себе отчет и в той ответственности, которую мы на себя взяли. Перспективы сотрудничества между Италией и Советским Союзом самые грандиозные…“

А в резидентуре, куда я забежал в тот же день, меня ожидал еще один сюрприз. Шеф встал из-за стола и крепко обнял меня. „Это я выполняю просьбу министра Тарасова. Вчера он мне сказал буквально следующее: „Обними и расцелуй того парня, который принес информацию и по возможности щедро награди. Он сэкономил нашему государству 38 миллионов долларов“. Целовать я тебя не буду, а вот насчет награды чего-нибудь придумаем“.