Разведчики (сб.)
Шрифт:
Лунный свет падал теперь на Телегина, и Алексей заметил вдруг густую темную полоску на лице кочегара.
Он торопливо шагнул к Телегину и провел рукой по его лицу. Пальцы ощутили липкую жидкость.
— Кровь! — испуганно воскликнул он. — Ты ранен, Никифор?
— Поцарапало слегка, — деланно небрежным тоном ответил Телегин. — При втором заходе самолетов нам ведь будку пулями прошило. Задело и меня чуть-чуть. Не надо только Сергея Ивановича зря беспокоить — царапина пустяковая.
— Ничего себе «пустяковая»! Клок волос даже вырвало. Давай-ка я забинтую поскорее.
Индивидуальным
— Лучше и в госпитале не забинтуют, — самодовольно заметил он. — Недаром я курсы ПВХО окончил.
В это время на тендер заглянул Сергей Доронин.
— Этакую прорву угля на ветер выбросили, а теперь дискуссии тут разводите! — В голосе Сергея, однако, не было уже прежнего раздражения. — Скажите спасибо, что вскарабкались мы на подъем, а то представляете, что бы с нами было?
Тут только заметив повязку на голове Телегина, он спросил с беспокойством:
— Что это с тобой, Никифор?
— Да так, пустяковина… — смущенно проговорил Телегин, разгребая уголь.
— Ранило его, Сергей Иванович, — заметил Брежнев. — Но он молодцом держится.
— Спускайся-ка в будку, Никифор, — распорядился Доронин. — Посмотрим, что там у тебя такое.
— Да что вы, Сергей Иванович! — замахал руками Телегин. — Нечего время на это тратить. Самая работа сейчас. Пар-то как сел в котле.
— Ну, если действительно в силах себя чувствуешь, то подсыпай угля в лоток покрупнее, — озабоченно заметил Доронин. — А ты, Алексей, приготовься жезл с хода у дежурного по станции принять. Через Грибово хоть и в обрез, но все-таки по расписанию проследуем.
Точка зрения майора Булавина
Прочитав телеграмму Булавина, генерал Привалов задумчиво произнес:
— Да, положение сложилось замысловатое. Заложив руки за спину, он тяжело прошелся по кабинету, слегка припадая на левую ногу.
Полковник Муратов, наблюдая за ним, подумал: «Опять, видно, дает себя знать раненая нога…»
— Мне думается, — продолжал генерал, — майору Булавину следует предоставить свободу действий. Он умный, осторожный человек и обстановку у себя на станции знает лучше нас с вами, пусть же он и предпримет то, что подсказывает ему эта обстановка.
Муратов молчал, слегка нахмурясь, и Привалов понял, что полковник не разделяет его мнения.
— Можете ответить Булавину, чтобы он действовал по своему усмотрению, — слегка повысил голос генерал, давая понять Муратову, что вопрос этот не подлежит дальнейшему обсуждению. — Я проникся к майору Булавину уважением после того, как он предложил свой план дезориентации вражеской агентуры в Воеводине, и вполне ему доверяю.
У Привалова побаливала нога, но он продолжал прохаживаться по кабинету. Это помогало генералу думать. Ему хотелось обобщить свои мысли, сделать выводы.
— Знаете, что мне больше всего понравилось в плане майора Булавина? План этот хорош тем, что построен не на какой-то эффектной выдумке или хитрости, а на положениях принципиального характера. Ведь то, что Булавин
На последних словах генерал сделал ударение, стараясь подчеркнуть их особенное значение. Остановившись перед Муратовым, он посмотрел на него повеселевшими глазами и повторил возбужденно:
— Да-да, товарищ Муратов! Вся сила решения Булавина в том, что возможно оно только в наших советских условиях и, стало быть, это глубоко принципиальное решение. Именно этим обстоятельством оно прекрасно защищено от врагов, не верящих в наши принципы и не понимающих их.
Взглянув на все еще нахмуренное лицо полковника, Привалов спросил:
— Скажите, разве гитлеровцы в состоянии допустить мысль, что план наш может строиться на непостижимом для них энтузиазме рабочих, решивших удвоить свою производительность для ускорения победы над врагом?
— Да, пожалуй, ставка на такой энтузиазм может показаться им зыбкой, — согласился полковник.
— Вот видите! А этот энтузиазм уже дает себя знать. Машинисты Воеводина перевозят вдвое больше грузов, не пополнив при этом своего парка ни одним паровозом. А противник все еще в полном неведении. Это теперь совершенно очевидно из перехваченной нами директивы гитлеровцев своим резидентам.
Полковник Муратов, сидевший возле письменного стола Привалова, не раз уже пытался встать, неловко чувствуя себя перед генералом, ходившим по комнате, но Привалов всякий раз снова усаживал его на место.
— А может быть, расценщик Гаевой хитрил и притворялся все это время? — осторожно заметил полковник. — Он ведь знает, оказывается, о стахановском лектории и даже нашел нужным донести о нем своим хозяевам.
— Но когда послано это донесение? Почти месяц назад. Видимо, Гаевой не придавал большого значения этому лекторию, в противном случае он донес бы о его результатах, не ожидая напоминания. — Сказав это, генерал сел за стол и на листке настольного блокнота размашисто написал текст телеграммы. — Вот, — протянул он листок полковнику, — распорядитесь, чтобы это немедленно отправили Булавину. Я даю ему свободу действовать в зависимости от обстановки, но абсолютно не сомневаюсь в том, что именно он сделает. Пошлите, кстати, ему и вызов. Пусть доложит нам обо всем устно.
Анализ предполагаемых действий Гаевого
Майор Булавин прибыл в Управление Привалова на следующий день рано утром. Полковник Муратов не стал ни о чем его спрашивать и повел к генералу.
— Здравствуйте, товарищ Булавин! — Привалов протянул майору руку. — Садитесь и докладывайте.
Булавин волновался, не зная, как отнесется генерал к его решению об отправке нераскодированного письма Гаевого. Он сел в кожаное кресло против генерала. Привалов не скрывал своего интереса к предстоящему докладу Булавина и сосредоточенно смотрел в глаза майору.