Разведчики
Шрифт:
— Я не убеждал его. Он сам заподозрил вас. Но эта Рубцова тут же разбила его подозрение.
— Фрау Рубцова? Вот уж не ожидал! И каким образом ей удалось это сделать?
— А таким, что все это время она дурачила меня и Розенберга, эта ловкая баба. Таким образом, сама, представьте, сама рассказала, что она вовсе не та, за кого себя выдавала, — не аристократка, не дочь генерала, а большевичка…
— Не кричите, Вадлер, — поморщился Кох, — ну и что же сделали с Рубцовой, если не секрет?
— Какой там теперь секрет? Отвезли сегодня в
Румянцев узнал все, что ему было надо. Видимо, для Вероники Викторовны сейчас ничего сделать ему не удастся. Надо скорей выбираться из города, тогда, может быть, вместе с Грозным они что-нибудь предпримут.
— Ну, а та девушка, которую я видел в вашем кабинете, что она?
— О, ее я надежно упрятал. Завтра утром поговорю с ней…
— Нет, Вадлер, вы поговорите с ней сегодня, сейчас! Позвоните немедленно в полицию, попросите привезти эту девушку сюда и оставить у вас.
— Шутите, господин обер-лейтенант? — Вадлер сразу протрезвел, он почувствовал, как дохнула на него смертельная опасность. Надо действовать решительно и хладнокровно. — Вы много позволяете себе, Кох. Конечно, вам известны кое-какие мои прошлые ошибки. Вы хотите сыграть на них, погубить меня? Скажите, зачем вам это нужно?
— Ваши прошлые ошибки? Пусть это именуется так. Да, они мне известны. Из этого вы сделали заключение, что я связан с вашими прошлыми хозяевами, что я продался им так же, как и вы некогда. Вы очень легко в это поверили, и здесь нет ничего удивительного. Предатель легко верит в предательство другого… Вам и не пришло в голову иное: что есть люди, для которых Родина — святое. Которые во имя своей Родины жертвуют всем, даже жизнью. Вам, конечно, не пришло это в голову, потому что вы не понимаете этих людей и никогда не поймете их.
— Что вы хотите сказать, господин Кох? — голос Вадлера прерывался, глаза с ужасом смотрели на Румянцева, руки дрожали. Он был невыразимо жалок.
— Что я хочу сказать? А не приходило ли вам в голову, Вадлер, что я — советский разведчик? Что…
Вадлер приподнялся со стула.
— Вы, конечно, шутите, Кох? — глаза его округлились от страха. — Быть не может… чтобы это оказалось правдой… Все, что угодно…
— Нет, я не шучу, Вадлер. А вы — сидите, сидите.
Только теперь Вадлер заметил, что его собеседник держит в руке пистолет.
Вадлер сидел растерянный, раздавленный. Умолять, просить пощады? Он знал, что это бесполезно. Сопротивляться? Но как сопротивляться под дулом пистолета? Надо прежде всего оттянуть время. А там видно будет.
— Скажите, а если я сделаю все: вызову эту девушку сюда, на квартиру, и дам возможность вам вместе с ней уйти, тогда… Тогда я могу надеяться?
— Не торгуйтесь, Вадлер, не время.
— Но я должен знать.
— Если вы сделаете все, чего я требую от вас, то этим сохраните себе жизнь. Но смотрите, Вадлер, если вы…
— О да, конечно, я сделаю все, — засуетился Вадлер, понимая, что это единственный выход.
Вадлер
…В ожидании Гали Румянцев ходил по комнате, не спуская с Вадлера глаз. Тот сидел у стола, плечи его были вяло опущены, глаза закрыты. Он думал, напряженно, лихорадочно обдумывал, как ему поступить. Он добился оттяжки, небольшой передышки, это хорошо. А что, если попробовать… Ведь военный трибунал тоже не блестящая перспектива.
За дверью послышались шаги, затем стук. Вадлер встрепенулся, взглянул на Румянцева. Тот убрал пистолет, опустился в кресло, принял небрежную позу, кивнул Вадлеру.
— Да, входите, — громко проговорил тот. Дверь распахнулась, в комнату втолкнули Галю. Она пошатнулась, но удержалась на ногах. Едва сдержавшись, чтобы сейчас же не броситься к ней, Румянцев сказал Вадлеру:
— Я полагаю, господин подполковник, сопровождающий может идти?
И тут Вадлер вдруг вскочил, бросился к двери, закричал:
— Стреляйте, стреляйте в него! Стреляйте же!
Для конвоира это было полной неожиданностью. Он оторопел. Сухо щелкнул выстрел, затем второй. Полицейский, схватившись за живот, застонал и медленно сел на пол, не издав ни звука. Вадлер метнулся было к двери, но Галя, бросившись на него, вцепилась ему в плечи и вместе с ним рухнула у порога. В один прыжок оказавшись возле, Румянцев помог ей подняться, довел до кресла, усадил. Вадлер лежал, прикрыв голову руками, не шевелясь.
— Вставайте, Вадлер, а впрочем, теперь это безразлично. Как это говорится: «Сколько веревочка ни вьется, а конец все равно будет». Надеюсь, вы не забыли еще русских пословиц, господин граф Вадлер?
Вадлер лежал неподвижно.
— Вот что, Галчонок, ты идти сможешь?
Галя утвердительно кивнула головой. Говорить она не могла: ее сотрясали рыдания. Ни слезинки не проронив, стона не издав, выдержала она и жестокие побои и пытки. А это такое ласковое, так давно не слышанное ею «Галчонок» — оно потрясло ее.
Бережно придерживая Галю за плечи, Румянцев повел ее к двери и, прошептав несколько слов, закрыл дверь. Потом подошел к Вадлеру.
— Вы нарушили наше соглашение. И тут вы остались верны себе, Вадлер. Пеняйте же на себя… За предательство Родины, за кровь советских людей…
Прозвучал сухой, короткий выстрел. Румянцев вложил в руку Вадлера пистолет и вышел, плотно притворив за собой дверь.
В этот вечер Курт Кох исчез из города. Задание командования было выполнено.
Глава четырнадцатая
ВМЕСТО ЭПИЛОГА
Город, недавно освобожденный от врага. Смотрят на улицу пустыми глазницами мертвые дома. Капает вода из покореженного крана. Света нет, и по вечерам город погружается во тьму. Редко-редко светятся окна.