Разведи меня
Шрифт:
– Ты… – он шипит, как скороварка, у которой вот-вот сорвет клапан. Вскакивает с кровати, абсолютно нагой. Красавец, я все время счастью своему не верила, что он на меня внимание обратил. Бедра узкие. Плечи как у бога олимпийца. Но лицо сейчас похожа на маску злого идола, пожирающего души закланных жертв. – Сука, ты почему мне раньше не сказала?
– Думала, от чего-то, что это не важно, – выдыхаю я.
Мне страшно. Я никогда мужа таким не видела. Он идет на меня неумолимо, и хочется просто исчезнуть. Но я не позволяю себе сжаться или отпрянуть. Мне стыдно перед тем, кто еще не родился. Рука, с зажатым
– За что? – глупо шепчу я, инстинктивно обняв руками мой, пока еще плоский живот. Дурацкий вопрос, как в мелодраме дешевой. – Миш, за что ты так со мной? Я же думала, что мы с тобой навсегда… Я думала…
– На всю жизнь? Ты себя давно в зеркало видела? Жопа как чемодан, хвост этот крысиный, и глаза, как у мыши больной.
– Я хорошая жена, – сиплю я, глядя за спину мужа. Там одевается Лилия, натягивает на себя дорогие брюки, застегивает молнию на шикарном животике. Я была хорошей женой?
– Ты? И чем же? Жратвой домашней? Ты дура, слушала мамулю свою, которая в жизни замужем не была. Раскрыла раз свои рогатки, чтобы какой-то хрен ей тебя заделал, и до конца жизни бредила и врала тебе. И тебя такой же амебой вырастила. Ты моль, Геша. Обычная, серая тля. В постели ноль, характер тряпки. Ни один мужик, имеющий глаза и разум, не сможет тебя захотеть. И тебя я оставлю без штанов, сука, поверь, есть куча способов отнять у тебя то, что я по праву заслужил, живя с тобой.
– Подонок, – шепчу я. Слепну от боли и слез. – Ты просто мерзкий, отвратительный подонок.
– Я пойду, Медвежонок, – звенит в пространстве голос любовницы моего мужа. – Как тут разберешься, звони. Терпеть не могу эти мудовые страдания. До свидания, Аргентина.
– Прощайте, – шепчу я. – Хотя, Лилия. Простите, а туфли вы где покупали? – о да. Еще жалче я бы не смогла сейчас выглядеть.
– Это Джими Чу, не думаю, что вам они по карману. Да и по экстерьеру. Простите, но…
– Проваливай вместе со своей гетерой, – выдыхаю я.
– В этом вся ты, Гена, – ухмыляется Мишка, и сейчас он похож на зверя. – Ты амеба. Даже не можешь скандал закатить, обозвать Лильку блядью, а меня отмудохать чертовой банкой с горошком. Интеллигенция вшивая.
– Тварь, – мое колено впивается в плоть мужа. Любимого мужа. За которым я готова была по углям идти раскаленным. Я мечу в обнаженный его пах, но промахиваюсь, и едва не рычу от разочарования.
– Сука, – он бьет наотмашь. От неожиданности я отлетаю к стене. И врезаюсь в нее с грохотом. Мир взрывается огненной болью. Нет, это не та боль, от которой огнем горит щека. Низ живота рвет на части, и я чувствую, как что-то огненно-липкое течет по моим ногам.
– Блядь, Миша, скорую зови, – словно сквозь вату слышу я истеричный голос моей, более удачливой, соперницы.
Глава 1
Два года спустя
Чертовы туфли восхитительны.
– Знаешь, Геша, выглядишь ты, конечно… – хмыкает Динка, когда я подхожу к столику дешевого кафе.
– Знаю, охренительно, – растягиваю я губы в улыбке, опускаясь на пластмассовый убогий стул.
– Это точно, в этом месте ты смотришься странно и чужеродно, – передо мной на столик ложится конверт из упаковочной коричневой бумаги. Подхватываю его пальцами. Мерзкие накладные ногти, похожие на стилеты, раздражают, но они часть моей работы, точнее, моей темной стороны, как и белокурые волосы, вьющиеся змеями до самой поясницы. – Чем вызвано подобное великолепие вне работы? И парик бомба. Смотрится супер естественно.
– Тем, что я ходила в банк. А там меня знают только такой.
Два года прошло с тех пор, как я стала циничной сукой – целая вечность, без надежды на то, что я когда-нибудь смогу стать той, кем была. Почти без надежды, что стану, любящей женщиной, матерью, просто счастливой бабой. «Синим чулком, клушей, дурой и бревном» – шепчет ехидный внутренний голос.
Зато теперь я свободна и желанна. И еще я… До одури ненавижу мужиков, которые изменяют своим женам. И в принципе, я больше никому не верю.
– Твоя новая жертва, – улыбается Динка, делая глоток остывшего кофе из чашки не первой свежести. Морщусь, доставая фото из конверта. – Леснов Игорь Витальевич. Лес, нефтепродукты, ну и там по мелочи. Жена его знает, что он гуляет направо и налево, но поймать не может. При разводе не получит ничего, если не докажет факт неверности. Там у них брачный контракт такой хитрый. Дядька любит пожестче. Короче, нужны фото доказательные. Ну, мне что ли тебя учить? Красавчик сегодня будет в «Пушкине» в восемь. У него там деловая встреча.
– Сегодня не могу, – вздыхаю, рассматривая, глядящего на меня со снимка лысоватого толстячка, с глазами похожими на два пистолетных дула. – У меня сегодня в библиотеке семинар по античным искусствам.
– Там цена вот такая, – пишет на салфетке сумму Динка, от которой у меня голова начинает кружиться. Но, я так же помню пословицу про жадность и фраера. Мужик мне не нравится вообще. И за обычных лохов не дают обычно таких гонораров. – Геш, лучше тебя нет никого.
Меня зовут Аргентина. Да, вот так вот назвала меня мама. Мама грезила об алых парусах, прожила всю жизнь, глядя на мир, сквозь розовые очки, и ждала своего капитана Грея. Мой отец, капитан дальнего плавания, как оказалось впоследствии, плавал то совсем рядом, в нескольких десятках кварталов от дома, где мама – мать одиночка, воспитывала свою единственную дочь, названную в честь далекой республики, в которой, по словам моей родительницы, сгинул мой героический папашка. А папашка, упс, был просто женатым мудаком, навешавшим на уши возвышенной мамули, дешевой лапши. И вот я росла, мечтала, что со мной то никогда не случится подобной оказии. Мой муж будет красивым и верным, а наши дети вырастут… Вырастут. Не вырастут.