Разведка боем
Шрифт:
Перебирая выложенные на крапивных мешках книги, среди которых попадались и весьма интересные, Новиков вдруг присвистнул от удивления. Снова совпадение или все-таки начали работать непознанные закономерности? Прелесть ситуации заключалась еще и в том, что увиденная им книга попалась на глаза сразу после разговора о захвате Кремля, да вдобавок продавалась чуть не под окнами ВЧК, чьей обязанностью было сразу после переезда правительства в Москву узнать о существовании данного труда и принять меры к его немедленному и повсеместному изъятию. Потому что назывался он «Московский Кремль в историческом и архитектурном описании»
– Сколько? – небрежно спросил он у похожего на артиста Гердта букиниста. Тот наметанным глазом уловил странную для нынешнего времени заинтересованность возможного покупателя, предположил в нем коллекционера из бывших, которому и исторические катаклизмы не отбили вкус к любимому занятию, и заломил цену: «Два фунта сала и пять – хлеба». Склонил к обсыпанному перхотью бархатному воротнику пальто голову и стал ждать ответа. Сам понимал, что цена непомерная, но мало ли что? У человека в военной форме и достаточно интеллигентного, чтобы заинтересоваться такой книгой, может найтись хоть половина запрошенного. Или приемлемый эквивалент.
– Ну где я вам сейчас сало искать буду? Может быть, деньгами?
Пока букинист задумался, переводя цену продуктов в совзнаки, Шульгин тоже успел прочесть выпуклые золоченые буквы на переплете и взял инициативу на себя. Молча сунул книгу Новикову под мышку, а в костлявую ладонь букиниста вложил золотой.
– Тихо, дед. Быстренько прячь, а когда станешь разменивать – не пролети…
Пока старик ошеломленно смотрел на монету с царским профилем, о которой слышал столько разговоров и вчера и сегодня, странные покупатели растворились в толпе.
– Интересно, а сколько сейчас вообще червонец стоит? – спросил Андрей, когда они уже шли по Никольской.
– Кто его знает… При царе на него двести килограммов белого хлеба купить можно было. Сейчас вряд ли меньше…
– Повезло деду. Да я б ему и десять червонцев дал. Тут на планах все размеры проставлены, длина и высота стен, разрезы башен и прочее… Знать бы, кто ее нам подкинул?
Шульгин внимательно посмотрел на Андрея, но промолчал.
ГЛАВА 18
Синий «рено» остановился у неприметного особнячка с мезонином в кривом и грязном переулке неподалеку от Смоленской площади. Десятки таких переулков, неотличимо похожих друг на друга, сбегали по косогору к Москве-реке, и только старожилы да бывшие городовые Арбатской части уверенно ориентировались в их хитросплетении.
Велев шоферу ждать, пассажир, он же начальник СПО ВЧК Агранов, отпер своим ключом парадную дверь. Ему навстречу из примыкающей к прихожей каморки появился человек дворничьего обличья, но с револьверной кобурой на поясе.
– Как он там? – не здороваясь, бросил Агранов, быстрым шагом проходя через прихожую к ведущей наверх узкой лестнице.
– Спокойно, Яков Саулович. Утром чаю попил, до ветру два раза просился, а больше и не слыхать.
– Хорошо. Иди к себе. Нужно будет – позову.
Лестничная площадка делила мезонин пополам. Направо вела обычная
Но за ней оказалась просторная и довольно уютная комната, разве только решетка на выходящем во двор окне слегка портила впечатление.
На низкой деревянной кровати, подоткнув под спину подушки, полулежал бородатый мужчина лет шестидесяти в буром байковом халате, читал толстую книгу и курил трубку. Курил он здесь давно и много, под потолком слоями висел дым, а от застарелого прогорклого запаха у гостя запершило в горле.
– День добрый, Константин Васильевич. Как поживаете?
– Вашими молитвами. Впрочем, не уверен, что православный может благоденствовать молитвами иудея…
– Ну, опять вы за свое. – Агранов ногой подвинул к себе табурет, сел, снял шляпу. – Я уже не раз вам объяснял, что иудеем называть меня неправомерно. Во-первых, я крещеный, а во-вторых, являясь интернационалистом, вообще не признаю национальность как таковую…
– Да мне, собственно, и наплевать. Пожрать чего-нибудь привезли? И табаку. Уже кончается, а без курева я не могу. Без хлеба обойдусь, без табака нет.
– Все привез. И еду и табак. Но вы ж и меня поймите. Революционный народ голодает, а вы – старый народоволец – требуете ветчины, колбасы, сыра, яблок… Это сложно, когда даже предсовнаркома довольствуется рабочим пайком.
– Яков! Мне и на это тоже плевать. Вы хоть все там подохните за свою идею. А я не желаю. Ты меня заточил в узилище – ради бога. Оно как бы и лучше. Лежу, читаю, курю, с тобой вот беседую и избавлен от проблем жизни при вашем военном коммунизме.
Сторож отворил дверь и подал Агранову туго набитый саквояж.
Узник мезонина отщелкнул его замки, вывалил на стол завернутое в промасленную бумагу содержимое, осмотрел, обнюхал даже, отодвинул в сторону.
– Так. Считаем, что свое слово вы пока держите. И что дальше?
– А дальше потребуется конкретная работа. Теоретические собеседования отложим до следующего раза, как бы они ни были увлекательны. Постарайтесь доказать, что я не зря вас кормлю провизией, словно и не существующей в природе для граждан Советской республики, обеспечиваю совсем неплохой пансион, а также спасаю от военного трибунала, приговор которого нам обоим очевиден…
– Витиевато выражаешься, Яков, что, впрочем, неудивительно для достигшего высоких чинов недоучки.
Как ни странно, но казалось, будто агрессивное поведение собеседника совершенно не задевает Агранова. Похоже, ему это даже нравилось.
А тот продолжал, вновь разлегшись на кровати:
– И не от большого ума ты пытаешься меня пугать трибуналом. Напугать меня вообще невозможно ничем. Я сотрудничаю с тобой исключительно по своей доброй воле. Ты мне интересен, а вдобавок – полезен. Если угодно, я на тебе паразитирую. Положение же паразита, наряду с явными преимуществами, имеет и ряд недостатков. Один из них – некоторое ограничение личной свободы. Но опять же – есть ли это в полном смысле недостаток? – Судя по появившимся в голосе Константина Васильевича ноткам, по особым образом заблестевшим глазам, случайно подвернувшаяся тема его увлекла, и он явно готов был углубиться в тщательное и неторопливое изучение проблем паразитизма в биологическом и социальном планах.