Разведка — это пожизненно
Шрифт:
Это мне показалось странным, но ещё более странным показалось то, что на этой же улочке припарковался другой «ситроен», также с тремя-четырьмя людьми в салоне.
Стёпа заправил машину, мы тронулись дальше, и я спокойно предложил Степану посмотреть, нет ли за нами «хвоста». Он быстро убедился, что «хвост» есть. Был очень удивлён, но это послужило ему сигналом впредь внимательно следить за наличием наружного наблюдения. Скоро выяснилось, что наружка идёт именно за Стёпой, так как я за собой её, когда был один, по-прежнему не видел.
«Почерк» работы наружного наблюдения в случае со Степаном не был похож на обычную работу французов. Это было явно специальное задание, ставящее себе целью не только выявить возможные контакты Степана, но и просто
Это была направленная разработка самого Степана. Несмотря на то, что никаких сомнений в преданности Степана не было, резидент, а затем и Центр забеспокоились, так как такая разработка могла вылиться и в прямую провокацию против нашего товарища. Со своей стороны, я получил задание помогать Стёпану во всём.
Обострились отношения Степана с его начальством в ЮНЕСКО, что было совсем необычно в организации.
Было принято решение, чтобы под благовидным предлогом Стёпа подал в отставку в ЮНЕСКО, и вскоре он уехал домой. Степан некоторое время успешно работал в Москве в информационной службе, а затем ушёл от нас в науку и стал достаточно известным специалистом в области политологии. Вот так иногда складывается судьба разведчика, и обычно поправить её очень трудно.
Новые интересные связи дала мне поездка в Дели на очередную сессию Генеральной конференции ЮНЕСКО в качестве главного редактора бюллетеня конференции. Поездка в Индию в этой роли позволила познакомиться и укрепить связи практически со всем руководящим звеном самого ЮНЕСКО, а также с дипломатами из целого ряда стран, работавшими в представительствах ЮНЕСКО. Особенно я сблизился и, можно сказать, подружился с ответственным чиновником ЮНЕСКО из директората организации. Связь, выражаясь разведывательной терминологией, приобрела в дальнейшем доверительный характер, и мой «контакт» в дальнейшем искренне помогал мне как в решении вопросов, связанных непосредственно с моей работой в ЮНЕСКО, так и в развитии связей в политических кругах Парижа.
Во время работы конференции я был занят буквально с утра до ночи, так как бюллетень конференции выходил каждый день, и в нём сообщалась не только повестка дня различных комитетов на следующий день, но и давалось краткое резюме выступлений делегаций за прошедший день. Моя работа заканчивалась только поздно вечером. Однако и в работе конференции, которая продолжалась почти месяц, возникали окна, и это позволяло мне немного познакомиться со страной. Особенно запомнилась поездка в священный город Бенарес.
Поездку организовал мой приятель. Мы отправились в поездку на большой американской машине с профессиональным шофёром, который был и нашим гидом. В поездке принял участие известный французский физик Пьер Оже, который был тогда директором департамента естественных наук ЮНЕСКО. В Большой советской энциклопедии Оже фигурирует как автор известной в физике формулы, носящей его имя — Оже-эффект. Оже — человек очень симпатичный, покоряющий своей эрудицией. Совместная поездка позволила мне дружески сблизиться с ним.
Бенарес, другое название Варанаси, — это город с миллионным населением, а главное, он является местом религиозного паломничества индуистов и буддистов. В год туда совершают паломничество более миллиона человек. Бенарес возник около VII века до нашей эры. Он расположен на священной для индусов реке Ганг.
В городе более 1300 храмов различных ответвлений индуизма и буддизма, в том числе известный храм Золотого Шивы. Сохранились несколько прекрасных дворцов XVI века, таких как Манн Мандир. Припоминаю: храм, где обезьяны заполняют парк и все галереи храма, и, так как сами являются священными, ведут себя очень раскованно и могут сорвать шляпу с посетителя или, что бывает чаще, вырвать у туриста какой-либо блестящий предмет, самопишущую ручку, а то и сумку. Об этом, кстати, многократно предупреждают и гиды, и служители храма. Говорят, что обитатели храма раз в неделю целым стадом в сотню, а то и две сотни обезьян делают налёт на местный базар, чтобы запастись провиантом. Или ещё один храм — храм, который туристы называют храмом любви, где стены украшены барельефами, изображающими различные позы соитий и просто любовные сцены. Индусы, видимо, большие специалисты в этом вопросе.
Но самое большое впечатление от Индии в целом, и от Бенареса в частности, на меня произвели люди. По улицам города текла шумная людская река, и пока мы еле-еле продвигались на машине, по обе стороны дороги шли паломники. По правой стороне — в направлении Ганга, а по левой — уже возвращающиеся оттуда. На правой стороне довольно часто были видны группы, несущие прямо на руках умерших, завёрнутых по обычаю в материю и обложенных традиционными гирляндами цветов.
Для нас была организована экскурсия на небольшом пароходике по Гангу. По всему берегу реки со стороны Бенареса была видна кишащая масса людей. Они не задерживались «на пляже», а только раздевались, входили по колено, может быть, по пояс, в воду, проводили омовение в священной реке и тут же уходили, освобождая место для других. То там то здесь, прямо на берегу, чёрными клубами дымились костры, на которых кремировали умерших. Кремировали — это слишком громко сказано, так как дров в окрестности Бенареса очень мало. Наш провожатый объяснил, что превращение покойников в пепел скорее носит условный характер: как только костер прогорает, всё его содержимое спускается в реку. Наш провожатый, понимая, что зрелище для европейца выглядит, мягко говоря, странно, просил не фотографировать и довольно скупо комментировал всю эту картину.
В Индии, благодаря тому же Оже, я был приглашён в гости к одному ещё сохранившемуся тогда магарадже. Основные земли его владений были к тому времени национализированы, но огромный дворец и масса слуг говорили о былом величии. Сам магараджа был молодым человеком, получившим образование в Оксфорде в области естественных наук с упором на физику, и поэтому преклонялся перед Оже, и нас принимали на самом высоком уровне.
Застолье сменялось специфическими развлечениями: осмотром большой галереи-музея различного оружия, а затем катанием на слонах. Удовольствие, конечно, относительное и требует хорошего вестибулярного аппарата, так как создаётся полное впечатление, что тебя бросает на волнах из стороны в сторону. Слоны были чистые, ухоженные, украшенные богатыми попонами, а люльки являли собой просто произведения декоративного искусства.
Особенно запомнился мне показ дикого тигра. Нас пригласили на большую террасу на втором этаже дворца. Там были поставлены несколько подзорных труб на треногах и лежали бинокли. Было сказано, что на опушке леса, думаю, метрах в пятистах, должен появиться тигр, для которого в определённое время и в определённом месте выкладывается барашек. Охота на этого тигра запрещена, и, как нам рассказали, случаев нападения тигров на людей в этом районе не отмечалось уже много лет.
Действительно, тигр появился с опозданием не более чем на пятнадцать минут, пока нас обносили различными напитками. Вся наша компания бросилась к подзорным трубам, хотя тигра можно было видеть и простым глазом. Помню, что тигр не схватил барашка и не потащил в лес, а по-хозяйски, не спеша, начал его лопать прямо на опушке.
Благодаря письмам, которые написала ещё в Париже моя ассистентка индуска Нехалчан своим друзьям в Дели, меня пригласили несколько заметных в индийском обществе человек.
Так я познакомился с помощником премьер-министра, с которым обедал по его приглашению в Поло-клубе. Мы сидели на открытой террасе, а на поле в это время проходила игра. Помощник был очень интересный собеседник и охотно в дружелюбном тоне рассказывал о проектах, которые вынашиваются в правительстве.
Также я был приглашён в дом одного крупного бизнесмена. Запомнилось, что бизнесмен в знак своего расположения ко мне, а он был родственником моей коллеги по ЮНЕСКО, в заключение нашего обеда преподнёс мне подарок.