Разведывательно-диверсионная группа. Питон
Шрифт:
– Таслим, говоришь? Щас ты сам мне здесь таслимить будешь, падла бородатая!
На то, как на тренировках в родном гардезском гарнизоне Сашка метает точно такие же, только учебные болванки, приходили посмотреть все, кто в это время был свободен. Здесь ему вообще не было равных. Рекордсмен на всю бригаду. И не только на дальность. Хотя запущенная Сашкиной рукой тяжелая «Ф-1» улетала метров на сто и взрывалась в воздухе, просто не успевая упасть на землю. Но, кроме этого, за те 4 секунды, через которые граната взрывалась, Бандера умудрялся запулить в сторону противника еще три штуки. Словно короткая очередь
– Д-дух! Д-дух! Д-дух! Д-дух! – раздалась где-то впереди перед ДОТом серия взрывов.
– А-а-а-и-и-я-а-а-а! – послышались из стана моджахедов дикие вопли.
– А-а-!!!. Падлы! – заорал Бандера во все горло. – Поймали мой «таслим»? Ща еще разок поймаете.
И опять повторилось это «священнодейство» с гранатами. И опять раздалась очередь взрывов:
– Д-дух! Д-дух! Д-дух! Д-дух!
– И-и-и-й-я-я-я-я-я-а-а-а! – послышались в ответ нечеловеческие вопли на очень высокой ноте.
– От, то добре! Ай, хорошо! Ха-ха-ха-ха-ха! – Саня орал во все горло и был похож на полоумного.
Эффект, который произвели Сашкины гранаты, был ошеломляющим. Но «духи», скорее всего, оказались законченными фанатиками – они все перли и перли своими «волнами» на пулемет сержанта. И в какой-то момент Саня понял, что у него осталось патронов меньше четверти ленты. Последней, третьей ленты. А часы показывали только 14.10…
«Эх, еще бы минут двадцать… Только все, патроны йок!»
Бандера сунул в карманы две последние гранаты, вскочил на ноги и, в полный рост поливая «духов» длинными очередями от бедра, стал пятиться в глубь пещеры:
– Та-та-та-та-та-та-та-та! Та-та-та-та-та-та-та! Та-та-та-та-д-зынь! – лязгнул пустым затвором его пулемет.
Саня посмотрел на грозное оружие странным взглядом, потом развернулся и побежал в пещеру:
– Не-е-е, ребята, пулемет я вам не да-ам! Я его сам люблю!
Он с разбегу плюхнулся всем телом на камни возле рации и схватил в пальцы тоненький, зеленый проводок:
«Только бы обрыва провода не было. Иначе конец тебе, Санек…»
Ему повезло – обрыва не было.
«Бородатые», видимо, поняли, что у единственного защитника пещер закончились патроны, и ломанулись за ним вслед, словно стадо баранов. Вот тут-то Бандера и приложил проволоку к клемме.
– Д-ду-ду-дух! Ш-ш-ш!!! Бух-бух-бух-ш-ш-ду-дух!!!
И свет померк.
Сколько он так пролежал, не знает никто.
«Все? Помер? Вот это она такая, смерть?..»
Сашка открыл глаза, но перед ними все так же оставалась кромешная темнота. Он даже пощупал их пальцами, чтобы убедиться, что они открыты, и больно ткнул себя в глаз. Но темнота оставалась такой же непроглядной.
– Шо за черт? – сказал он во весь голос.
Но услышал только какое-то бульканье.
– Не! Но я-то точно знаю, что я сейчас говорю.
И услышал отчетливо только последнее «рю»…
– Я шо, в чьей-то жопе? Меня сюда шо, за грехи засунули?!
Теперь он услышал «сунули» и начал потихонечку соображать, что все-таки происходит.
В недрах афганских одежд Бандера кое-как нащупал свой, спецназовский фонарик на одну плоскую батарейку и понял, что ему повезло – фонарик оказался невредимым, как бы ни было это странно после всего, что произошло с его хозяином. Включив этот хилый источник света, Сашка тут же и понял, почему перед его открытыми глазами минуту назад стояла кромешная мгла – вход в пещеру был наглухо завален.
В пещерах обвалы иногда случаются даже от громкого голоса. Здесь ни в коем случае нельзя производить резких звуков. Эхо!.. Пещерное эхо создает в воздухе такие частотные резонансные колебания, что любой звук усиливается многократно, отсюда и последствия. И странно было бы, если бы их не было после взрыва «МОНки»… Короче говоря, Бандера был отрезан от поверхности многотонным обвалом.
А еще что-то противно-липкое, словно ползла большая гусеница, щекотало Бандеру за ухом и ползло дальше вниз, за воротник и по лопатке. Саня приложил к этому месту руку и захотел почесать, но тут же ее и отдернул, потому что всю его голову в этот же миг словно обдали кипятком. Ладонь попала в лучик света и оказалась красной от крови.
– Та-ак!.. Еще и башка пробита… – Думать в тишине, в этом подземном склепе было жутковато, а вот слова, произнесенные вслух, эту жуть хоть немного рассеивали. – Но не смертельно. Было бы смертельно, то ты бы уже ничего не чувствовал. Ну, сержант, и шо теперь?
Бандера посветил по сторонам и понял, что этот фонарик – везение только второе, а вот первое… Радиостанция умерла окончательно. Она была буквально расплющена каменюкой, килограммов эдак на 25–30, упавшим со свода пещеры. Сашкино первое везение было в том, что этот булыжник только вскользь чиркнул его по голове. Если бы вместо рации оказалась его башка, которая и была-то в каких-то сантиметрах, то отбивная бы была.
– Здо'рово… Так, сержант, валить надо отсюда.
Сашка поднялся и тут же сел обратно – перед его глазами взорвались «праздничные фейерверки»…
Он посидел так какое-то время, подождал, пока «звезды улетели», и посмотрел на свои часы – 14.25.
– Лис с пацанами уже, наверное, там, снаружи, – проговорил Бандера. – Нас ищут…
И тут мысль, словно тонкий и острый стилет, проткнула его мозг:
– Олежа! Клоп, мать твою!.. Ну-ка встать, размазня! – приказал сам себе Бандера и поднялся на ноги. – А теперь, шагом марш!
Еле волоча ноги, Бандера прошел в глубь пещеры еще метров десять, добрался до поворота, который вел к выходу и который оборонял Клоп, и побрел в ту сторону, где находилась «крысиная нора».
– Твою мать, Олежа… – На эмоции у Сашки просто не было сил, и поэтому он говорил уже безо всяких интонаций. – Как же это ты так… Как же это ты его проворонил-то…
Младший сержант Олег Ермолаев, гордость советского бокса, лежал на спине и не подавал признаков жизни. Хотя то, что он все-таки жив, Бандера определил в первую же минуту, приложив два пальца к сонной артерии. Пульс был! Слабенький, еле-еле угадывающийся, как сказал бы любой хирург, «нитевидный», но он все же был.