Развесистая клюква Голливуда
Шрифт:
У Мельниковой вы имеете шанс получить тройку. Надо надеть платье прабабушки, стоптанные в тысяча восемьсот пятом году баретки, месяц не мыться и не причесываться, скривить рот, пустить слюни, и тогда преподша примет тебя за свою родственницу и осчастливит. У Андреевой невозможно отжать трояк. Одна радость – теща Змея Горыныча всегда берет только одного студента, остальные достаются милейшей, очень красивой Ирочке Какуриной, которой, уж не знаю за какие грехи, довелось стать аспиранткой Андреевой. Может, Ирина отрабатывает семейную карму? Какурина умная,
Я посмотрела на постояльцев, которые пили чай, потом на Ивана, вздохнула и подумала: «Ну вот! Кузьма Сергеевич дышит, нервный день завершается на оптимистической ноте. Сейчас пойду к себе, включу сериал и…»
– Гляньте сюда! – заорала Аня. – Ужас! Ужас-ужас!!!
Я вздрогнула. Степа! Ты сошла с ума! Ну зачем раньше времени обрадовалась?
– Куда глядеть надо? – устало осведомился Бурундуков.
Аня ткнула пальцем в мою сторону.
– У нее вся рожа в красных пятнах, губы в сосиски превратились!
– Действительно, – пробормотал Иван. – Степа, ты как себя чувствуешь?
– Нормально, – испуганно ответила я, – только чешусь постоянно.
– Давно? – не успокаивался Ваня.
– Наверное, сутки, – ответила я, – может, двое, не помню.
– Смахивает на аллергию, – сказал будущий врач, – съешь таблетку.
– Слопала целый блистер, – отмахнулась я, – а толку?
– Мы все умрем! – завизжала Аня.
– Точно, – кивнул Миша, – рано или поздно каждый сыграет в полированный ящик.
– Нет! – пошла вразнос Анна. – Мы здесь сдохнем! Скоро! В доме холера!
Иван попытался воззвать к логике:
– Не похоже. Холера начинается с внезапной тошноты, болей в желудке, поноса, метеоризма.
– Раз Степашка безостановочно не пукает, значит, она здорова, – влез с очередным идиотским замечанием Бурундуков.
– Дурак! – обиделась я.
– Не-ет! – завела Аня. – Оглянитесь! Геннадий тоже в пятнах, и рот у него утеночий.
Слово «утеночий» развеселило меня, но через секунду мне стало не до смеха. «Добрый папочка» напоминал божью коровку-альбиноску, его лицо было бледным, с множеством мелких красных пятнышек, а губы слегка раздулись.
– Гляньте на Машку, – визжала Пряникова, – и Олеся, и Катя, и Изабелла, – все заболели. И я! Мы умрем! Олег принес заразу! У него рак!
– Онкология не передается воздушно-капельным путем, – сказал Иван, – не пори чушь.
У меня нестерпимо зачесались щеки, лоб, подбородок, шея, спина. Отчаянно царапая ногтями кожу, я только сейчас сообразила, что в последнее время меня преследует зуд. Несильный, но постоянный, я регулярно почесываюсь, иногда шмыгаю носом и изредка чихаю. Правда, после Аниных причитаний эти симптомы резко обострились. Жаль, что у меня всего две руки,
– Что с нами? – испугалась Юлечка.
– У Машки спросите, она сюда больного чумой приволокла, – заголосила Аня. – Почему Олег в комнате сидит? Отчего к ужину не спустился? А? Может, он умер?
– Муж в полном порядке, – залепетала Леонова, – у него обычная аллергия. Олег ею давно страдает! Может среагировать на продукты, воду, постельное белье!
Мне в заявлении Маши что-то показалось странным. Но вот что? А она продолжала:
– Олег не любит шумных компаний, предпочитает одиночество.
– За хреном вы сюда приперлись? – наскочила на Машу Юля. – Аня права. Я никогда не мучилась прыщами, а сейчас вот они, меленькие-меленькие. Вы инфекцию занесли. Тут эпидемия.
Иван повернулся к Комарову:
– Геннадий Петрович, я студент, а вы врач. Ну скажите им! У холеры другие симптомы.
– Ну… э… нет, – проблеял самозванец.
Я прикусила губу. Надеюсь, в дальнейшем Комаров поостережется называться доктором. Сейчас ему не позавидуешь, признаться в обмане он не осмелится, но и оказать помощь никому из нас не может. Мораль: не ври, Гена!
– Чума! Корь! Ветрянка! Туберкулез, – бушевала Аня. – Мой бедный муж! Кузенька умрет!
– Это просто смешно! – воскликнул Иван. – Корь и ветрянка в основном детские болезни.
– Ими может заразиться и взрослый, – поправила студента Белка. – Когда Степашка училась в третьем классе, школу закрыли на карантин по скарлатине. Дети спокойно переболели и вышли на занятия, а вот мама Кати Ивановой умерла. Она подцепила от дочки заразу. Помню, на похоронах отец Кирюши Макеева, врач, говорил: «После тридцати лет организм плохо справляется с болезнями, которые малыш переносит шутя».
Я дернула бабулю за руку:
– Не сей панику. Кому-то сосулька на макушку упала, и ему конец. Но это же не значит, что всех ледяшками поубивает.
– Мы все умрем? – всхлипнула Юля.
– Я видел кино, американское, там людей забросило на необитаемый остров. У них было всего полно: и еды, и одежды, но неожиданно началась эпидемия, – не к месту стал рассказывать Миша, – все заболели: вирус на острове разносили мухи. Вот.
– И что с ними случилось? – прошептала Юля, прижимаясь к Геннадию Петровичу.
Сейчас специалист по организации сексуального досуга не прикидывалась испуганной доченькой заботливого папеньки. Юлия на самом деле искала у него защиты. Комаров обнял девушку за плечи и без особого оптимизма пообещал:
– Все будет хорошо.
– На острове не осталось ни одного живого человека, – сказал Миша, – клевый ужастик!
– Кузенька-а! – заорала Аня. – О-о-о!
– Ой-ой-ой, – закудахтала Олеся, – надо маску надеть. Прям сейчас!
– Они у нас есть? – обрадовалась Катя.