Развилка
Шрифт:
Кстати, про РОА. Если верить инструкторам и немецким радиопередачам на русском языке, которые помимо свежих сводок с фронта передают музыку и речи белоэмигрантов, пленных советских генералов и чиновников, германцы создают Русскую Освободительную Армию. Командует ею советский перебежчик генерал-майор Трухин. Следовательно, мы его солдаты, хотя он, скорее всего, ширма и не более, а решения принимают немцы. НО! Помимо этого мы еще и казаки. Отдельный этнос, немцы говорят остготского происхождения. Поэтому подчиняемся УКФ - Управлению Казачьих Формирований, которое возглавляет всем известный атаман Петр Николаевич Краснов, а в помощниках у него атаманы Балабин, Шкуро и
Тем временем класс опустел, и преподаватель обратил на меня внимание:
– Погиба? Вы что-то хотели?
– Разрешите задать вопрос, Иван Сергеевич?
Преподаватель, чья фамилия для курсантов была секретом, присел за стол и милостиво кивнул:
– Спрашивайте.
– Я вот одного не пойму. Вы постоянно говорите - казачий народ. Но разве мы не русские?
Он улыбнулся, а затем ответил:
– Скажу словами царского историка и генерала Ригельмана: "Казаки не считают себя выходцами из Московии: кто же москалями их назовет, то отвечают: Я не москаль, а русский, и то по закону и вере православной, но не по природе".
– И что это значит?
– Это значит, что русскими при царях были все славяне, кроме поляков. Мы в основе славяне. Не великороссы, как думают русские националисты, и не остготы, как считал Адольф Гитлер. Следовательно, для нас все остается, как было при царе-батюшке, покойся он с миром. Мы часть России и русские, если считать таковыми великороссов-москалей, украинцев, белорусов и казаков. Но мы отдельный народ, если русские только великороссы.
– А как же произошло разделение?
– Во время переписи 1926 года, которую провели большевики. Украинцы, белорусы и казаки могли указать себя как отдельную национальность, а русскими стали называть одних великороссов. Вы еще молоды, Погиба, не помните этого.
– А разве вы в это время не заграницей были?
– Я в эмиграции оказался только в двадцать восьмом, когда понял, что смысла оставаться на территории СССР уже нет. Впрочем, это вам знать не обязательно.
– Понял, - я кивнул.
– Очень хорошо, что вы такой понятливый, Погиба. А к чему вообще про казачий народ спросили?
– Хочу определиться, кто есть кто.
– И мой ответ как-то повлиял на вас?
– Пока не знаю, - я пожал плечами.
– Разрешите идти?
– Ступайте.
Я направился к выходу, но преподаватель окликнул меня:
– Погиба?
– Я!
– четкий поворот назад.
– А есаул Кондрат Погиба вам не родственник?
– Не могу знать.
– Ладно, это я так, для себя поинтересовался.
Он махнул рукой и я вышел. Остановился в коридоре и мимо меня пробежал знакомый курсант, бывший сержант-танкист Костя Федоров. Он выглядел взволнованным и я его окликнул:
– Ты куда?
Федоров ответил на ходу:
– К радио! Там свежая сводка! Немцы ворвались на окраину Москвы!
"Москва - как много в этом звуке"...
– вспомнил я слова поэта и побежал за Костей.
Спустя минуту я был
Сводка закончилась. Заиграл бравурный немецкий марш. А среди курсантов и преподавателей царила тишина. Как ни странно, никто не радовался. Почему? Думаю, причины были разными. Кто-то считал, что если немцы быстро возьмут столицу, Сталин пойдет на мирные переговоры, сдаст западные районы страны и мы германцам уже ни к чему. А кто-то тайно сочувствовал красноармейцам и ополченцам, которые сейчас грудью встречали немецкие танки и погибали. Какие ни есть советские граждане, но они не чужие люди, в конце концов. В одной стране жили, одни и те же радости-горести делили, один хлебушек кушали.
Впрочем, вскоре все разошлись. Обед. А после него курсантов построили на плацу, и начальник школы Карл Бушенгаген прошелся вдоль строя и лично вручил каждому по два шеврона РОА. После чего произнес небольшую бодрую речь, в которой главная мысль была проста - арийцы одолели славян и это потому, что они сверхчеловеки, первый сорт.
– Рано празднуешь победу, - глядя на Бушенгагена, еле слышно прошептал стоящий рядом Федоров, - кровушкой еще умоетесь и тогда про нас вспомните.
"Это точно", - мысленно согласился я с ним и посмотрел на новенькие шевроны, в щите Андреевский Крест, а над ним буквы РОА.
9.
Москва. 30.09.1941.
– Товарищ, боец! Товарищ, боец!
К старшине Захарову подбежала худенькая синеглазая девочка в белой блузке и синей юбке. Ее забавные русые косички раскачивались на бегу, а красный пионерский галстук сбился набок.
– Чего тебе, пигалица?
– старшина приставил к стене дома трофейный немецкий пулемет и посмотрел на пионерку.
– Фашисты!
– девочка указала на улицу.
– Там они! Много! Идут!
– Знаю, - кивнул Захаров и, погладив девчонку по голове, слегка оттолкнул: - Беги отсюда. Прячься.
– А может, я могу чем-то помочь?
– в глазах пионерки, которая не хотела уходить, была мольба.
– Уходи!
– старшина повысил тон и девчонка отступила.
Возле Захарова появились ополченцы, молодые ребята из комсомольского отряда истребителей танков. Они были растеряны и не знали, что делать. Комсомольцы смотрели на старшину и он, понимая, что здесь и сейчас является главным командиром, стал отдавать приказы...
Передовая ударная группировка 8-й танковой дивизии ворвалась на окраину Москвы, и настрой немецких солдат был таков, что уже через пару часов они собирались выехать на Красную площадь. В советской столице царил хаос, правительство начало эвакуацию, в штабах неразбериха, милиция дезорганизована, а мародеры грабили магазины и склады. Казалось, что можно взять главный город страны голыми руками. Но не тут-то было и в Тушино немцев встретили ополченцы во главе с несколькими фронтовиками, которые совершенно случайно оказались в тылу, и среди них был старшина Николай Иванович Захаров.