Развлекающие толпу
Шрифт:
Ее голос звучал по-прежнему ровно и спокойно, как будто она говорила о самых обычных вещах.
– Они пытали меня. Я обнаружила, что не могу вынести такую боль, и рассказала им все, что знала. Правда, знала я совсем немного. Окончательно убедившись в том, что больше им ничего не добиться, они отпустили меня. Но к тому времени я уже стала совершенно другим человеком. Они убедили меня в том, что мой муж все знал с самого начала, что он понимал, чем закончится это задание. Я не хотела верить, но… Там был один русский советник. Он по-своему очень хорошо ко мне относился
– Все мужики – сволочи! – Джина Бенедикт с трудом сдерживала возмущение, и доктор Брайтман начал привычно успокаивать ее. Анна молчала. Рассказ этой женщины, столько перенесшей за свою недолгую жизнь, потряс ее.
Теперь, выслушав Джину и Анну-Марию, она понимала, что ей абсолютно не о чем рассказывать. Чего стоили все ее переживания на их фоне? Джина отсидела в тюрьме за участие в демонстрации против войны во Вьетнаме. Анна-Мария уже успела узнать, что такое пытки и предательство самого близкого человека. Она на себе испытала, что такое борьба, ставка в которой – жизнь. Все это пробудило в Анне какое-то странное чувство вины, и она обрадовалась, когда пришел слуга и сообщил, что обед подан.
Уэбб уже был в столовой. При виде его Анне стоило больших усилий отогнать от себя воспоминания о сегодняшних съемках, особенно после того, как, проигнорировав карточки рядом с приборами, он подошел и сел рядом с ней на место Гарриса.
– Привет, Энни. Как ты себя чувствуешь?
– Замечательно! А почему ты об этом спрашиваешь?
Она сама понимала, что ее потуги на непринужденность выглядели довольно жалко. Его волосы были влажными. Интересно, сколько он провел под душем? Со съемок он уехал вместе с Анной-Марией – это она точно помнила.
– Почему? Наверное, потому что меня это интересует.
Его золотисто-желтые глаза напомнили Анне о бенгальском тигре, которого она однажды видела в зоопарке. Огромный зверь делал вид, что спит, но чувствовалось, что в любую секунду он готов к прыжку. Не выдержав этого пристального взгляда, Анна отвела глаза. Сосредоточенно намазывая хлеб маслом, она тихо проговорила:
– К чему эти игры, Уэбб? Почему ты не хочешь оставить меня в покое и направить свои усилия в другое русло?
Рассмеявшись, Уэбб взял нож из ее предательски дрожащей руки.
– А почему ты не хочешь перестать притворяться и бороться с собственными чувствами?
Его прикосновение подействовало на нее, как удар электрического тока. Голос был мягким и бархатистым.
– Ты трусишка, Энни. Всегда пытаешься куда-то убежать. Ты убегаешь только от меня или от всего?
В эту минуту она его ненавидела. Он был так чертовски уверен в себе! Его слова терзали ее, били по самым уязвимым местам. Уэбб знал ее слабости и сознательно играл на них. Будь он проклят!
Стараясь придать голосу бесстрастность, она спросила:
– Чего ты от меня хочешь, Уэбб?
Анна-Мария внимательно наблюдала за ними. Так же как и Клаудия, сидевшая за другим концом стола. Даже доктор Брайтман казался обеспокоенным.
– Мне очень трудно ответить на этот вопрос, Энни. Я сам точно не знаю. Ты никогда не давала мне возможности разобраться в этом до конца.
– Это не ответ!
Рука Анны судорожно сжала нож.
– Я знаю, – Уэбб накрыл ее руку своей. – Только не нужно снова набрасываться на меня с этой штукой, ладно? Мне кажется, что нам необходимо поговорить, малышка. Давай прогуляемся под луной – подальше от недремлющего ока камер.
Анна понимала, что от Уэбба не укрылся испуг, промелькнувший в ее взгляде при этих словах. Но ответить она не успела. Помешал Карим, который явился с опозданием и занял место справа от нее. Позднее Анна не могла понять, обрадовал или огорчил ее его приход. Но то, что он моментально разрушил ту едва ощутимую связь, которая возникла между нею и Уэббом, было несомненно.
– Мы только что закончили смотреть экстры. Жаль, что тебя не было с нами. Ты совершенно замечательная актриса! Я никак не могу дождаться съемок наших сцен. Особенно теперь, когда я увидел, как хорошо ты входишь в роль.
Губы Карима искривились в подобии улыбки, но взгляд черных глаз был злобен и угрюм. Анна заставила себя улыбнуться в ответ. Ее чувства вновь брали верх над разумом. Она избегала смотреть на Уэбба, но не могла не ощущать его присутствия. Выпустив ее руку, он повернулся к ней спиной и стал разговаривать с Сарой, которая спустилась к столу одновременно с Каримом.
Его слова остались без ответа, так же как и многочисленные вопросы, которые она задавала себе сама. Что ж, тем лучше! По крайней мере, общаясь с Каримом, который совершенно не скрывал своих чувств и намерений, ей было легко сохранять хладнокровие.
Хладнокровие… Если бы она могла всегда оставаться спокойной и невозмутимой! А ведь Крег еще в Лондоне предупреждал ее. Почему она тогда не прислушалась к его словам? Хотя Уэбб тоже по-своему прав. Она действительно все время пытается убежать от самой себя, якобы в поисках своей истинной сущности. А было ли там вообще что искать?
Отдаленный грохот прибоя не давал Анне заснуть. Она встала с постели, быстрым, но осторожным движением раздвинула тяжелые занавеси и открыла окно, выходящее на узкий карниз. Холодный соленый воздух освежал лицо и тело.
«Давай прогуляемся под луной», – сказал Уэбб перед приходом Карима. До полнолуния осталось совсем недолго, и прибывающая луна казалась каплей ртути, перекатывающейся среди черных скал. Ее холодный свет посеребрил поверхность моря, испещренную темными пятнами водорослей.
Ребенком она любила сидеть на балконе, вцепившись в железные перила, и смотреть на океан. Она ждала, что вот-вот на горизонте покажутся мачты приближающихся кораблей. Иногда в туманные дни ей даже казалось, что она видит наполненные ветром паруса и черный флаг с эмблемой смерти. Пираты. Но мавританская принцесса не боялась их. Она сама станет такой же, как они. И у нее будет свой корабль, как у Анны Бонней…