Развод и девичья фамилия
Шрифт:
Леша же Балабанов явно опасен, и что ей теперь делать, Аллочка не представляла.
Еще она замучилась с тем, что знала она одна и что могло послужить объяснением, кто убил Константина Сергеевича. Но кому можно рассказать об этом?!
Если бы, как Верочка Лещенко, она дружила с Кирой или хотя бы была уверена, что Кира выслушает, не станет ее гнать и кричать, чтобы она привела в редакцию папу, а сама больше не являлась, как кричал в последний раз Костик, Аллочка все бы ей рассказала, а уж Кира-то придумала бы, что делать дальше!
Она такая умная
Аллочка все пряталась и все высматривала красный «Фиат», и – честное слово! – если бы Кира приехала одна, выскочила бы, перебежала Маросейку, остановила ее и заставила бы выслушать.
Конечно, она не станет жаловаться на Лешу, но рассказать, что она видела , кто подложил Константину Сергеевичу в портфель листок из Кириной рукописи, должна обязательно, и расскажет, если только та станет ее слушать!
Киру она пропустила. Почему-то она приехала не на своей машине. Ее привез громадный, как танк, не слишком чистый темный джип, и Аллочка поняла, что приехала Кира, только когда начальница выпрыгнула из него и побежала к стеклянному подъезду редакции.
Аллочка бросила свою минеральную воду, некоторое время возилась с портфелем, ремень которого запутался в неудобной спинке привинченного к полу стульчика, выскочила, побежала и опоздала.
Кира уже скрылась за чистым вестибюльным стеклом, и не было никакого смысла гнаться за ней дальше – все равно поговорить в лифте им вряд ли удалось бы.
Косясь по сторонам, чтобы Леша Балабанов не подкрался незамеченным, она чуть не бегом пересекла стоянку и…
– Доброе утро, лапочка, – пропел ей в ухо сладкий змеиный голос. – Опаздываешь?
Аллочка вздрогнула, шарахнулась и чуть не уронила портфель. Леша поддержал ее под локоть. Она вырвала руку.
– Что ты брыкаешься? У тебя на раздумья была целая ночь. Соскучилась по мне, малышка? Думала о своем мальчике?
– Леша, ты просто больной, – заявила Аллочка. Было не так страшно, как вчера, потому что вокруг люди шли на работу. – Отстань от меня! Зачем я тебе нужна?!
– Ты мне не нужна, кисочка, – шипел Леша и гладил сзади ее шею. Волосы на затылке встали дыбом, как будто по шее прополз червяк. – Ты мне совсем не нужна, и не надейся даже. Но я тебе сказал – пикнешь, я тебя уколю. Видела мой шприц?
Он сунул руку в карман ее пальто, схватил Аллочку за пальцы и стал их выкручивать. Она замычала от боли, глаза налились слезами.
Закричать? Затопать ногами? Позвать охрану?
Он выкручивал ей пальцы сильно и как-то очень умело. Рука по локоть запульсировала и как будто моментально раздулась.
– Мне от тебя ничего не надо, деточка. – Леша нежно прижался щекой к ее макушке, а пальцы в кармане сдавил еще сильнее. – Только два раза. Два разочка. Я тебя трахну, и все. Чтоб ты, ласточка, знала, как авансы раздавать, а потом на попятный идти!
– Я ничего не раздавала!
– Ну, конечно, – согласился Леша, – скажи еще, что ты вообще никогда на меня завлекательно не смотрела и ножки не показывала!
– Пошел. Ты. К чертовой. Матери, – раздельно выговорила ему в лицо собравшаяся с силами Аллочка. – Понял? Если ты больной, иди и лечись! Или отстань от меня! У меня на мобильном есть кнопка экстренного вызова. Я ее нажимаю, и они приезжают в течение одной минуты, это проверено. Хочешь? Нажать?
– Дрянь, – процедил Леша, улыбаясь, – дрянь паршивая! Какая же ты дрянь!
Аллочка вдруг поняла, что напугала его, и эта мысль подействовала на нее как живая вода на мертвого Ивана-царевича. Она вдруг увидела , что вокруг день, людная улица, редакционный подъезд, и вообще – никто не смеет разговаривать с ней так, как разговаривал Леша!
– Ты же знаешь, – он все еще улыбался, – я тебя, суку, из-под земли достану. Никто ничего не поймет, даже твой папочка. Раз – и нет тебя!
– Да тебе к тому времени будет наплевать, – пообещала новая решительная Аллочка, – есть я или нет меня! Если тебя даже удастся отскрести от асфальта, трахаться ты сможешь только в следующей жизни. Ты веришь в переселение душ, Леша?
– Посмотрим, – процедил он, – сука!
– Посмотрим, – согласилась Аллочка.
Пальцы все еще горели, и руке было больно – почему-то стреляло в локоть, – но Аллочка неожиданно уверилась, что справится, непременно справится с этим самым Лешей, и ее гордость и самостоятельность не будут негодовать – она справится с ним сама. Уже почти справилась.
Ей нужно найти Киру и заставить выслушать ее.
На третьем этаже, где сидело начальство, было как-то странно – как будто нагрянула налоговая полиция и никто толком не знает, что нужно делать: то ли притвориться, что ничего не происходит, то ли совершить массовое самоубийство, чтоб долго не мучиться.
В приемной, куда Аллочка первым делом заглянула, находились Батурин, секретарша Раиса и незнакомый высокий мужик в очках.
– Доброе утро, – пропищала Аллочка. И голос, и тон показались ей ужасными, – извините, пожалуйста, Кира Михайловна на месте?
– Она… сейчас занята, – неуверенно произнесла Раиса и посмотрела на Батурина, – только вот… Григорий Алексеевич… а Кира…
В коридоре, за спиной Аллочки, останавливались какие-то люди, заглядывали внутрь.
– Зайдите, – приказал ей Батурин, – и закройте за собой дверь.
Аллочка послушно втиснулась в приемную и прикрыла дверь перед чьим-то любопытным носом. Кажется, это был Верочкин нос. Аллочка испытала прилив здорового злорадства.
– Что вам нужно?
– Григорий Алексеевич, мне нужно поговорить с Кирой Михайловной. Прямо сейчас.