Развод по-французски
Шрифт:
Увидев здание комиссариата, Рокси в сотый, тысячный раз подумала, до чего же безобразно полицейское здание, мрачной бетонной глыбой нависающее над площадью Мобера. Сколько красивых старинных домов снесли — наверное, целый квартал, — чтобы возвести эти угрюмые стены со слепыми окнами. Они медленно поднялись по лестнице. Французы, за исключением Шарля-Анри, почтительно относятся к беременным женщинам, матерям, детям. Но Шарля-Анри больше нет. Эта мысль постепенно оседала в мозгу, и голова становилась до странности легкой, способной думать.
Ее уже ждали.
— Мадам де Персан? — осведомился какой-то начальник (что он начальник, она определила по большему количеству пуговиц на
Они прошли в его кабинет, ее усадили на стул, а начальник опустился в кресло за столом. Полицейские кабинеты по всему свету похожи друг на друга: стандартный письменный стол, металлические полки, заставленные папками и книгами, небольшой флаг на подставке, плакаты на стенах, мусорная корзина для бумаг... «Мадам де Персан здесь?» Да, это была она, Анн-Шанталь, остановилась у стены возле двери, как бы охраняя Рокси.
— Crime passionel, — услышала она шепот за спиной. — L'am'ericaine. С пистолетом. У них у всех пистолеты. Bien-s^ur, il s'agissait d'un coup de fusil. Elle est am'ericaine[175].
— Ваше имя, мадам? — приступил к допросу начальник. — Pr'enom, nom d'e jeune fille?[176]
Рокси отвечала на вопросы, не слыша своего голоса. Вопросы были легкие — о ее жизни и замужестве. Она думала о том, что начальник похож на ее отца — такой же нос с горбинкой, такие же выцветшие волосы. Как странно! И разве не странно, что Шарль-Анри мертв? Плакать она будет потом, обещала она себе, потом всем сердцем переживет эту мучительную боль потери красивого молодого мужа. Ужас случившегося только подступает, говорила она себе, он еще не охватил ее целиком.
— Вы не будете возражать, мадам, если мы проведем одну процедуру с вашими руками? — сказал начальник.
Анн-Шанталь, улыбаясь, подняла большой палец. Мужайся, молча говорила она, молодец. Молодец? Почему?
Ей вдруг захотелось в туалет. Чутко прислушиваясь к переменам в организме, она подумала, не начались ли схватки. Нет, это дает знать о себе мочевой пузырь. Она поднялась с места и пошла, куда ей показали, в соседнюю комнату. Там ее попросили приложить ладони к мягкому воску или чему-то в этом роде. Обычная процедура, говорили они, мы обязаны это сделать. Анн-Шанталь в комнату не пустили, она стояла в коридоре, болтая с женщиной-полицейским, которая встречала их у входа. Реальность всей своей тяжестью начинала давить на Рокси. Шарль-Анри убит, полицейские допрашивают ее, хотя ей ничего не угрожает. Она не думала о себе, она сжималась в кулак, чтобы понять ужасный смысл и тайну происшедшего. Как это все случилось? Ответа не было.
Рокси подумала о своих детях, оставшихся без отца, о бедной Сюзанне, потерявшей сына, о других близких, которые так любили этого беспечного, легкого, обаятельного и талантливого человека. Она подумала, что маленький так и не увидит отца, а Женни забудет. Трагедия пока не выжгла ей сердца, но она уже чувствовала жжение и знала, что оно будет выжжено дотла.
— Вы можете пойти домой, — сказали ей, — но никуда не уезжайте. Вас проводят.
— Я буду с ней! — воскликнула Анн-Шанталь. — Ей нельзя оставаться одной. Я сообщу ее матери и Персанам. Вы же не известили Персанов?
У Рокси заранее кружилась голова от предстоящих разговоров, объяснений, сожалений. Зачем с ними идет полицейский? Это странно.
Он сказал, что будет дежурить внизу, в подъезде, — зачем? Дверь в подсобку была заклеена желтым скотчем.
Который час? Неужели только двенадцать? Рокси подумалось, что надо бы позвонить Роджеру. Или лучше лечь? Она легла. Анн-Шанталь с телефонной книгой расположилась в гостиной — звонить.
День тянется долго. Но вот спускаются ранние сумерки. Рокси время от времени спрашивает Анн-Шанталь, не вернулась
— Роксана, как я понимаю, под арестом, — говорит он Шарлотте. — Положение ее неопределенно.
— Труди за городом. Она едет, — говорит он Рокси. Решительное и доброе выражение его лица свидетельствует о том, что он и мысли не допускает, будто она причастна к трагедии.
Постепенно прибывают Персаны. Вполголоса переговариваются между собой. Странно, что еще не вернулись Изабелла с матерью, Сюзанна и дети. Как сказать Сюзанне страшную весть о сыне? Ужасно подумать, что она весела и радостна и ничего не подозревает. Рокси снова спрашивает себя, как он умер. Кто поднял на него руку? Неужели он сам?
Анн-Шанталь слышит ее стон, кидается пощупать лоб.
— Ребенок шевелится, да? — спрашивает она. — Замечательно, что он скоро родится. Все-таки облегчение — новая жизнь.
— Я должна видеть его! — всхлипывает Рокси. — Он... он еще там?
— Нет-нет, тебе вредно смотреть. Потом посмотришь, на похоронах.
38
Я ничего не знала о случившемся, когда брела по дорожкам «Евро-Диснейленда». Мне хотелось осмыслить прошедший удивительный день, и я решила поужинать в фирменном ресторане, воспользовавшись бесплатным пропуском Тельмана. Главный зал был полон несколько тяжеловесного очарования викторианской эпохи. Сделав заказ, я погрузилась в размышления. Нет, это были беспорядочные грезы о том, как мы с Эдгаром будем любить друг друга в Загребе, как я разбогатею от «Святой Урсулы» и что будет, если Магда Тельман умрет. Если это произойдет, то Шарль-Анри, наверное, вернется к Рокси и я буду свободна как птица. Полиция в «Евро-Диснее» тоже не знала о происшествии в доме номер двенадцать по улице Мэтра Альбера.
Оглядываясь теперь назад, я вижу, что это было бессердечно с моей стороны, но я не была готова возвращаться домой, к моим. Так, за blanquette de veau[177] и полубутылкой «Берегов Роны» я пропустила душераздирающую сцену, когда Сюзанна и Марджив привезли Женни домой и от Анн-Шанталь узнали новость о Шарле-Анри. Сама я добралась к себе около десяти вечера.
В окнах у Рокси света не было. Я поднялась прямо в свою конуру. На двери была приклеена записка, что все поехали на улицу Ваграма. Записка удивила меня, но не вызвала подозрений. Очевидно, Сюзанна предложила своей мужественной команде бывших заложников поужинать у нее. Я спустилась к Рокси позвонить родителям в гостиницу, но их тоже не было. Немного погодя я решила позвонить Эдгару — мне в любом случае приятно поговорить с ним — и снова спустилась к Рокси и села с аппаратом в темной гостиной.
— А, Изабелла! Как ты? — спросил он.
— В порядке. Тебе рассказали, что произошло сегодня?
— «Сегодня» — понятие растяжимое. Сербы возобновили обстрел Сараево. Какой-то псих-американец в «Диснейленде» семь часов продержал мою сестру заложницей. И еще одно небольшое событие — убили моего племянника.
— Кого?! — закричала я в ужасе, прекрасно понимая, что это Шарль-Анри, кто же еще.
— Шарля-Анри. Всадили три пули в грудь и бросили умирать среди мусорных баков на улице Мэтра Альбера.