Развод под 50. От печали до радости
Шрифт:
– Бота, скажите, где принимает Меруерт Асхатовна? Педиатр.
– Ах да-да, - пришла в себя девушка.
– 211 кабинет. На втором этаже, после лестницы сразу налево.
– Спасибо.
Он тут же пошел к той самой лестнице, чувствуя на себя взгляды не только сотрудниц клиники, но и пациентов. Утро понедельника в “Гиппократе” выдалось загруженным и у кабинета доктора Ниязовой уже сидело несколько мам с детьми на руках. Смешались в один звуки “Синего трактора” и “Малышариков”, доносившихся из смартфонов. Пульс Дулатова сбоил: то замирал, то разгонялся.
– Здравствуйте! Кто крайний?
– быстро бросил он в небольшую очередь.
– Мы, - подняла руку женщина с трехлетним мальчиком на коленях.
– Но вообще-то здесь по записи.
– Да, знаю, - Ансар нетерпеливо посмотрел на наручные часы.
В этот момент дверь в кабинет открылась и из него вышла еще одна мамочка с малышом на руках. Ансар не стал ждать, пока его кто-то опередит и ладонью придержал полуоткрытую дверь.
– Мужчина, вы куда? Здесь очередь!
– тут же завозмущались женщины.
– Я только спросить, - бросил он и вошел в кабинет, услышав в свой адрес прекрасные эпитеты и коронное “Мы все здесь только спросить”.
Мира мыла руки за ширмой и услышав гневные крики мам, быстро протерла их бумажным полотенцем, вышла в основную зону и встала как вкопанная.
– Ансар?!
– выдохнула Меруерт, чувствуя, как сердце сначала остановилось, а потом запустилось с новой силой.
– Здравствуй, Мира!
Он не улыбался, но внутри все расцветало и ликовало. Ансар вдруг только сейчас понял, что видел ее в белом халате только на фотографии, но вживую - никогда. А ведь он ей так шел. Под ним была бежевая блузка и черная юбка-карандаш чуть ниже колен, и в голове замигала одна ясная мысль: “Какая же она красивая. Моя”.
Секунды превращались в вечность, а эти двое все так же стояли, глядя друг на друга, не решаясь признаться, что любят.
– Что ты здесь делаешь?
– спрятав руки в карманы халата, спросила Мира.
– Пришел к тебе, - он шагнул ей навстречу.
– Потому что не могу без тебя. Прости, приехал бы еще вчера. Но давление подскочило.
– Давление – не мой профиль. Это к терапевту.
Взгляд ее показался Ансару пронзительным и таким родным.
– Хорошо, - прохрипел он и оказался уже слишком близко.
– Я обязательно к нему схожу, только я хотел бы еще сердце проверить.
– С сердцем - к кардиологу.
– Нет, - он уже в открытую любовался ею, поняв, каким болваном был, что так долго не приезжал.
– С моим сердцем только к тебе.
– Ансар, - тяжело вздохнула она и посмотрела в его голубые глаза, полные тоски и надежды.
– Ну что ты такое говоришь?
– Правду, - он положил букет на кушетку, наконец, освободив руки.
– И правда в том, что я не могу без тебя. Я тебя люблю.
– Что?
– только и смогла выдохнуть ошарашенная Мира.
– Я сказал, что люблю тебя и прошу...Нет, умоляю дать мне еще один шанс. Я - дурак, но готов исправиться только если
Но договорить ему не дали. Дверь резко открылась и на пороге стояла недовольная мама с ребенком на руках. Настрой у нее был боевой - еще чуть-чуть и набросится как волчица.
– Меруерт Асхатовна, извините, но у нас сейчас прием, а мужчина влез без очереди.
– Да, проходите, - спохватившись, врач жестом пригласила пациентов и вновь посмотрела на Ансара.- Мужчина только спросить зашел и уже уходит, - затем она понизила голос и стала непривычно серьезной.
– Ансар, пожалуйста, мне надо работать. Дети болеют…
– Хорошо. Извините, пожалуйста, - обратился он и к Мире и к разъяренной мамочке, которой было все равно, что перед ней стоит миллионер. Ансар поймал взгляд Меруерт и спросил тихо:
– Давай поговорим вечером?
– Ладно, - согласилась она лишь бы никого не злить и сев за стол, положила пальцы на мышку и нажала на имя пациента в программе.
– Слушаю вас.
Она видела, как он ушел, аккуратно закрыв за собой дверь. А букет полевых ромашек и еще каких-то мелких голубых и розовых цветов так и остался лежать на бело-голубой кушетке, пока Мира не убрала его сначала на подоконник, а затем не забрала домой.
После своего ухода Ансар не звонил и не писал, но каждый раз, когда ее телефон пищал, Мира трепетала и заглядывала в него. Однако сообщения приходили от детей, Беллы, которая сегодня не вышла из-за отравления и лежала пластом, и пары мамочек, которые отправили ей аудиосообщения с вопросами. Но Дулатов молчал, и Мира решила поступить также. Тем не менее, она все время возвращалась к его признанию, понимая, как ему пришлось переломить себя, чтобы сказать эти три слова. А что же она? Она тоже хотела бы кричать об этом, но до жути боялась.
Сразу после приема она сразу же поехала к себе и уже там, в квартире, к которой привыкла, не могла найти себе места. Сначала протерла пыль с без того чистых поверхностей, потом затеяла влажную уборку, снова сходила в душ. И каждый раз проходя мимо ромашек, она улыбалась. Она ждала.
Меруерт Асхатовне Ниязовой было невдомек, что с самой клиники ее вел человек Дулатова. Именно он и сообщил начальству, что объект на месте, после чего Ансар Идрисович сорвался с офиса, бросив секретарю, что его ни для кого нет. Пока ехал, столько всего напридумывал: что скажет, как обнимет, поцелует. Целую речь в голове написал, но пока выбегал из машины и поднимался на четвертый этаж ее пятиэтажки, всё забыл. Один долгий звонок и в ушах забарабанило. Стало вдруг так страшно, что прогонит и не выслушает, но ведь он - Дулатов, он и не из таких передряг выходил живым и невредимым.
Щелкнул замок и дверь медленно открылась. Держась за ручку, Мира стояла на коврике босая, домашняя, взволнованная. Она отошла, пропуская гостя в квартиру.
– Привет. Я пришел, - забыв все красивые слова, сказал он очевидное.
– Я вижу, - уголки рта задрожали и поползли вверх.
– Спасибо, что впустила.
– Пожалуйста. Ты хотел поговорить?
– Хотел. Я много чего хотел…хочу.
– Например?