Развод. Не жди прощения
Шрифт:
Шум вскоре стихает и сменяется на уже опротивевший голос Тимура.
— Слыхала? То же может случиться и с твоим паспортом. А это была пятитысячная банкнота, — произносит он пренебрежительным тоном. На душе становится чуть спокойнее, все-таки не паспорт. — Деньги, которые ты бы заработала, находясь здесь, рядом со мной.
— Находясь рядом с тобой, я бы заработала… — картинно задумываюсь, хотя посчитать и правда несложно. — Три с половиной тысячи. Ты платил мне чуть больше сотни тысяч рублей в месяц, Тимур.
— Считай, что я поднял тебе зарплату, —
Он продолжает говорить, а я смотрю в окно на кухне. На улице темно, сумерки. Как у меня сейчас на душе. От этих наездов волосы на голове шевелятся и челюсть отвисает. Он говорит так, будто не изменял, и не было ни той блондинки, ни оскорблений в мой адрес. Будто он еще вчера не вез ее в машине и не угрожал мне расправой.
— Знаешь, Тимур, — вклиниваюсь в его тираду, когда он делает паузу вдохнуть, — ты сам себя подставил, когда начал крутить роман с другой женщиной. Вот она тебе пусть растомаживает, затомаживает, описывает, обсасывает… Что угодно теперь пусть делает она. Я тебе уже не жена и больше на тебя не работаю.
— Хорошо подумала? — голос Тимура рычит холодной злобой. — Последний шанс повернуть назад и не совершать огромной ошибки.
Ошибки?! Ошибкой были наши отношения! Меня перекрывает.
— Ты за моей спиной обхаживаешь ту блондинку, а я должна это терпеть, да еще и работать на тебя? Ты слышишь себя, Тимур?! — не помня себя от ярости, кричу в трубку. — Хорошо устроился, кобель. Я на него пашу, а он другую потрахивает! Я знать тебя не хочу, Тимур! Видеть не хочу! Ты мне противен!
Меня трясет.
На том конце повисает пауза. В кровь впрыскивается адреналин. Почему он молчит? Кожа на предплечьях становится гусиной. До жути страшно услышать звук шреддера.
Внезапно чья-то сильная рука вырывает у меня телефон. От неожиданности подпрыгиваю и вижу Германа. Его колючий взгляд пронизывает до костей. Он подносит телефон к уху. Послушав немного, рычит в нее:
— Не звони сюда больше, Тимур! — и отбивает вызов.
Затем прячет телефон в карман. Выглядит настолько свирепо, что я уже не знаю, что страшнее, изрезанный паспорт или этот мужчина рядом. Он делает шаг ко мне и цедит сквозь зубы:
— Теперь поговорим с тобой, Виктория…
24. (Герман)
Возвращаюсь домой и слышу, как Виктория говорит по телефону. Явно с Тимуром — кричит, что она на него пашет, а он кого-то на стороне трахает. Вот же срань! Нельзя было допускать этой беседы!
Хотел же забрать у нее телефон. Но не забрал, остолоп! Сам виноват — не успел купить новый, а этот был нужен ей для заказа одежды. Срань! Они не должны общаться. Вот теперь разгребай бардак у Виктории в башке!
Разуваюсь и быстро прохожу в кухню, откуда доносится ее голос.
Надо прекращать этот цирк. Подхожу ближе и выхватываю телефон из ее ладони. Виктория, как испуганная кошка, подпрыгивает на месте. Ее бездонные и без того большие глаза округляются, а на лице возникает удивленно-обреченное выражение.
Подношу телефон к уху и естественно слышу голос Тимура. Кого ж еще сюда могло занести?
— Твой паспорт превращается в горсть…
— Не звони сюда больше, Тимур, — обрываю этого ушлепка на полуслове и прячу телефон в карман.
— Теперь поговорим с тобой, Виктория, — голос против воли звучит сурово, хотя ей сейчас следовало бы дать поддержку, а не нравственных тумаков.
Виктория оторопело хлопает ресницами, точно я подписал ей смертный приговор. Глаза стремительно наполняются слезами. Она за мгновение приходит в дикое отчаяние.
— Вы… чего сделали? — она прикрывает рот пальцами, которые заметно дрожат. — Он же… Он сказал…
Похоже, она переживает из-за паспорта. Что за неугомонная заноза? Потянуло же ее звонить этому уроду, чтобы наслушаться всяких гадостей!
Сохраняю невозмутимое спокойствие, хотя хочется подойти и встряхнуть ее как следует, чтобы в следующий раз была умнее. Но сейчас, похоже, встрясок ей и так хватает. Валерьянки и Пустырника надо, да побольше.
Виктория мучительно осмысляет произошедшее. Собираюсь уже принести ей стакан воды, но в ее глазах внезапно вспыхивает ярость. Чистая, ничем не замутненная, точно родниковая вода. Лицо хищно заостряется, брови слетаются к переносице.
— Я вам двоим кукла что ли, чтобы играть?! — нежный голосок срывается в шипящий рык.
Виктория резко накидывается на меня и толкает ладонями в грудь. Хех. Пушинка! Улитка против грузовика. Но очень разгневанная улитка!
Виктория не унимается. Повторяет попытку, снова безуспешно, ей не удается даже сдвинуть меня, но я вижу, что она в истерике. Не соображает, что творит.
Любуюсь. Она сейчас обворожительно красивая, люто разъяренная, невыразимо экспрессивная — маленькая фурия. Волосы светло-русыми брызгами разлетаются вокруг ее головы. Были бы клыки, она бы вгрызлась мне в лицо. Весь ее гнев на Тимура сейчас спроецирован на меня.
Она принимается ладонью лупить мне по плечу. Ловко перехватываю ее запястье и, резко притянув, прижимаю ее спиной к себе. Набрасываю вторую руку поверх, крепко обнимаю. Виктория пытается вырваться, бьется, точно лисица, угодившая в капкан, но она обречена. Я сильнее, крепче, больше почти в два раза. Боже, сколько же в ней сейчас страсти. От нее прет дикая энергетика, которая мгновенно будит во мне желание. Я хочу ее… обуздать. Покорить. Взять. Присвоить. Она уже моя, но еще противится.