Развод. Во власти предателя

Вирго Софи

Я должна была в первую очередь вспомнить о ней, а я?

— Успокойся, Лиля. Я попросил Дарину забрать Надю к себе и присмотреть, пока я за ней не приеду, — резко говорит муж, и я застываю на месте.

— Что? Кого ты попросил? Любовницу?

Глава 7

Лиля

Господи, скажите, что мне это послышалось, что это слуховые галлюцинации.

Это ведь не может быть правдой.

Он не мог так поступить. Игорь не мог.

Находясь

в здравом уме, ни одному человеку подобное в голову не придет. Нормальному человеку, а мне хочется верить, что муж все же нормальный, несмотря на то, как гадко со мной поступил.

Это ведь наша дочь, наша с ним. А его Дарина — это любовница. Та, которая строит на него свои планы, та, которая хочет забрать у меня ребенка.

Это ведь Надя, наша Надя, которая боится новых людей, которая, несмотря на свою приветливость, тяжело остается надолго с кем-то, кого знает, что говорить о незнакомце. Да, в обществе она не прячется за мои ноги, не ищет укрытия, она стойко держится, принимая новых людей, но вот так остаться с кем-то наедине, это не про нее.

Я с помощником мужа ее оставила только потому, что его она знает. Олег бывал у нас дома, когда Игорю приходилось работать сверхурочно, но не хотелось ехать в офис. Лучше бы Игорь с ним ее оставил.

Нет, ну правда, ну скажите, что это шутка.

Сжальтесь надо мной, кто-нибудь, пожалуйста.

Пожалуйста, я вас умоляю.

Чувствую, как по щекам катятся слезы, а у меня нет сил поднять руки и стереть их, настолько обессилила.

В таком отчаянии я еще ни разу не была. Я не знаю, что делать, не знаю, что говорить. Мне хочется бежать, бежать за Надей, найти ее, вырвать из лап той, что посмела разрушить нашу семью. Хочу прижать малышку к себе и никогда не отпускать. А главное никого к ней не подпускать, чтобы не смели даже подумать, что могут забрать ее у меня. Она моя дочь, только моя.

— Скажи мне, что ты пошутил, Игорь. Я прошу тебя. Скажи. Что. Это. Глупая. Злая. Шутка, — каждое слово говорю отдельно, у меня не хватает сил говорить связно, но он лишь смотрит на меня равнодушно.

— А что я должен был по-твоему, делать, тащить ее сюда, в больницу? Ты уверена, что для нее это лучше? Наде всего пять, и ты прекрасно знаешь, как она боится больниц, как она в них начинает плакать, а потом дома закатывает истерику, потому что в обществе не делает этого.

Знаю я какая у нее после больниц истерика, но раз его родители уехали отдыхать, мои за сотни километров, надо было брать с собой.

— Я вообще-то позаботился о своем ребенке, а ты мне сейчас говоришь, что должен был сделать ей больно. Ну и что за мать то тогда такая? — скрестив руки на груди, начинает муж, а мне так и хочется покрутить у виска.

— Да что угодно ты мог сделать, Игорь. Ты мог попросить Олега посидеть с ней, — вспоминаю еще один вариант выхода из сложной ситуации. — Да, я знаю, у него есть личная жизнь, что него есть девушка, и он собирается ей сделать предложение, я помню, что ты мне рассказывал, но ты мог его попросить. Один вечер! Всего один. Он бы тебе не отказал, не отказал бы.

—

Лилль, прекрати эту истерику. Я сделал, так как было проще. Я сделал так, чтобы никого не обременять, — нет, я все же поражаюсь степени его спокойствия и нежеланию признавать свою ошибку.

— Игорь, это не истерика, это крик отчаяния. Ты оставил ее с любовницей! С той, которая хочет отнять у меня мужа, а теперь еще и ребенка. Все отобрать! Ты понимаешь, как ты сделал мне больно, понимаешь? Ты уничтожил меня сейчас.

Кажется, не понимает. Чтобы я не говорила, он остается все таким же невозмутимым.

— Игорь, верни ее, верни, не оставляй ее с ней. Я тебя прошу, не позволяй ей приближаться к моей дочери. Не будь таким чудовищем, Игорь. Забери, не позволяй, не позволяй ей забрать ее у меня.

Я реву, не стесняясь реву, потому что мне нужен выход эмоциям, я не могу держать их в себе. Они рвут меня изнутри, причиняя нестерпимую боль.

Господи, моя девочка, ей по любому сейчас страшно. Одна, у незнакомой женщины в гостях, рядом ни мамы, ни папы. Что она сейчас думает: что ее бросили, что ее предали?

А если она начала плакать, и эта Дарина, не дай Бог ее наказала, накричала? Это ведь такая травма для ребенка. Что же он сделал? Как он мог это сделать? Меня разрывает сейчас на части. Я не знаю, что мне делать, не знаю.

— Ты забываешь, что Надя и моя дочь тоже, и я тоже могу решать, где и с кем ей проводить время. Я не отдал Надю ей. Я попросил за ней присмотреть. Они сейчас дома, все в порядке.

— Что? У нас дома? — не могу в это поверить. Но Игорь игнорирует мой вопрос, продолжает свою речь.

— Надя, в знакомой обстановке, просто новый человек в ее жизни, но она дома, и это вселяет ей чувство безопасности. Успокойся. К чему вся эта паника? Только зря суету наводишь. Лиль, тебе должно быть стыдно. Взрослая женщина, а думаешь лишь о себе.

— Я эгоистка? Не могу в это поверить. Любовница в нашем доме, а эгоистка я. Может быть, она еще и ночевать останется, и в постель нашу ляжет? Игорь, ты понимаешь, что ты… Это уже перебор, Игорь. Хотя нет, ты не понимаешь. Ты не понимаешь, насколько больно мне делаешь, как сильно предаешь нашу семью.

И снова этот холод, это равнодушие. Он не здесь, не со мной. Он где-то там мыслями, возможно даже с ней.

— Неужели все, что было между нами, для тебя не имеет никакого значения? Хотя нет, знаешь, — осекаю сама себя. — Похоже, это глупый вопрос. Я не хочу знать на него ответа. Просто выгони ее, выгони и не подпускай ее к ребенку, а потом, когда я выйду из больницы, давай разведемся. Давай, прошу тебя. Я не смогу жить вот так, тем более в доме, куда ты ее привел.

— Так, все, тебя истерика накрыла с головой, прекрати. Я сейчас вызову врача, тебе вколют успокоительное, снотворное, не знаю, что там можно и ты поспишь. Обо всем, поговорим позже, когда ты восстановишься, а я, пожалуй, поеду домой к Наде и передам ей от мамы «привет». Если возьмешь себя в руки, завтра привезу с собой дочь, чтобы она тебя навестила, и вы обе успокоились.