Развод
Шрифт:
– Нет! Это очень интересно! Чрезвычайно интересно! – Чжан Дагэ следил за облачком дыма, пытаясь по цвету определить качество табака. – Поэзия, таинственность, волшебство, все это прекрасно, только не очень доступно. Я и сейчас люблю читать на досуге рыцарские романы, например, «Пожар в храме Красного лотоса» [8] . Да, все таинственное интересно! Но чем попусту мечтать о подвигах, лучше подать милостыню, если есть лишние деньги. Стихи? Я тоже чуточку смыслю в этом. В детстве читал «Стихи тысячи поэтов», «Триста танских стихотворений» [9] . Но стихи еще никому не прибавили ни богатства, ни ума. Гораздо полезнее писать небольшие статьи безобидного содержания или
8
[8] «Пожар в храме Красного лотоса» – китайский авантюрный роман XIX в.
9
[9] «Стихи тысячи поэтов», «Триста танских стихотворений» – антологии китайской классической поэзии.
– Да нет ее у меня, это просто поэзия.
– Все равно: Поэзия тоже женщина. Женщина есть женщина. Ты ведь не можешь взять паланкин и поехать свататься к поэзии. И знаешь, Лао Ли, эти пустые размышления попросту опасны. Тебе они кажутся выдающимися, а на самом деле – все это расхлябанность и слабоволие. Почему я так говорю? Потому что ты не хочешь ничего решать, а по ночам философствуешь о поэзии. На что это похоже? Возьми себя в руки, реши вопрос, и все станет на свои места. Ручаюсь: тогда ты не будешь гоняться за мечтой, она превратится в реальность, как вкусно приготовленная баранина! – Чжан Дагэ расхохотался.
– Уже не советуешь ли ты мне разойтись?
– Конечно, нет! – Чжан Дагэ сделал круглые глаза. – Лучше разрушить семь храмов, чем один брак. И потом ты давно женат. А те, кто провел ночь вместе, должны быть счастливы всю жизнь. Развод? Об этом и речи не может быть.
– Что же делать?
– Что делать? Все очень просто. Поезжай за женой. Может, она и не отвечает твоим идеалам, но она твоя жена и притом человек разумный, не то что ты со своими фантазиями в духе Ляо Чжая [10] .
10
[10] Ляо Чжай – псевдоним знаменитого китайского сатирика XVII в. Пу Сунлина. Во многих его новеллах лисы-оборотни превращаются в красавиц и соблазняют молодых ученых.
– Привезу ее, и сразу все изменится? – съязвил Лао Ли.
– Не могу сказать: все, но будет лучше, чем сейчас. – Чжан Дагэ готов был сам себе аплодировать. – Если она не во всем разбирается, помоги ей. Забинтованные ножки? Ну и пусть! А стриженая она или длинноволосая, не все ли равно? Твоя жена, ты ее и учи, это даже интересно!
– Что же, по-твоему, брак – это школа на дому? – силясь улыбнуться, спросил Лао Ли. Но Чжан Дагэ было не так легко сбить с толку.
– Если хочешь, именно так! Ты можешь начать не с нее. У тебя ведь еще двое детей, верно? Детей тоже надо учить. Не хочешь заниматься ею, займись детьми, научи их писать – «человек», «гора», «вода», «земля», «поле», – это же очень увлекательно! Ты любишь детей?
Лао Ли нечего было возразить. При всем своем неуважении к собеседнику он не мог сказать, что не любит детей. Чжан Дагэ понял, что нащупал слабое место Лао Ли, и пошел в наступление:
– Ты только съезди в деревню, все остальное я беру на себя. Сниму дом, привезу мебель. Не хочешь тратиться, одолжу тебе мебель на время: вдруг жена не исправится и придется отправлять ее обратно! Зачем зря расходовать деньги? Впрочем, не думаю, чтобы она была такой несговорчивой. Каждой молодой женщине хочется быть рядом с мужем. И она не станет говорить белое, если ты скажешь черное. Но на всякий случай предупреди, что берешь ее в Пекин на несколько дней. Тогда легче будет отправить ее обратно, если понадобится. Всегда надо оставлять лазейку для отступления. Слушайся Чжан Дагэ, не одну свадьбу устроил я на своем веку и наверняка знаю, что любую женщину можно перевоспитать. И потом, у тебя дети. Эти живые ангелы куда поэтичнее твоей поэзии. Пусть они плачут, ты все равно будешь счастлив, пусть болеют, – но это лучше, чем всю жизнь быть одиноким. Сейчас составим список, что надо купить. Деньги я дам для начала.
Лао Ли знал напористость Чжан Дагэ: сказать, что именно нужно купить, значит капитулировать, не сказать – завтра утром он сам накупит целую машину всякой всячины. Откажешься, так он, чего доброго, сам поедет в деревню и привезет жену. Энтузиазм его безграничен, энергия бьет ключом. Угостит бараниной, а потом женит на ком угодно, даже на корове! И ничего ты не сделаешь!
Лао Ли так разволновался, что с трудом выдавил из себя:
– Я подумаю.
– Чего же тут думать? Ведь рано или поздно ты сам к этому придешь.
Пришлось Лао Ли спуститься с неба на землю: поэзия уступила место необходимости ехать за семьей. Сам себе дал пощечину. А сколько всяких проблем впереди! Но обсуждать их сейчас с Чжан Дагэ – значит потерпеть полное поражение.
Такова, видимо, жизнь. Чем больше опыта, тем меньше иллюзий. Горести уравновешиваются радостями… Дети… Да, Чжан Дагэ нащупал слабое место Лао Ли: ему и в самом деле хотелось потрогать ручонки детей, поцеловать их в теплые щечки. Дети… Они поднимают престиж женщин! Лао Ли молчал. И его молчание Чжан Дагэ воспринял как безоговорочную капитуляцию.
3
Если бы в этот миг Лао Ли оказался на кухне и послушал бабьи разговоры, он жизни не пощадил бы, но не сдался. Госпожа Чжан и ее гостья, захлебываясь, рассказывали о домашних новостях. Тут же вертелся Дин Второй. Правда, в разговоре он не участвовал, но помогал гостье уплетать остатки баранины и мужественно справлялся с этим делом.
Положение Дина Второго в доме трудно было определить. Он не был слугой, жил почти на правах родственника, но когда супруги уходили из дому, оставался и за сторожа и за истопника. По мнению Чжан Дагэ, он был исключением, мужчиной без семьи и профессии. К чему держать прислугу, если есть человек, который за кормежку согласился присматривать за домом? Сам же Дин считал, что, если его выгонят, он, пожалуй, и так проживет, хотя полной уверенности у него не было. Но это мало его беспокоило.
Итак, Дин Второй ел хлеб Чжанов, но нашлись существа, которые ели хлеб Дина. Это были иволги. Они не улетали со двора, как будто горстки пшена им вполне хватало. Когда хозяева уходили, Дин Второй выносил птичек из дома и выпускал погулять. В своем птичьем мире эти пичуги тоже был исключением. Бесхвостые, с воспаленными глазами, с выщипанными перьями, со сломанными крыльями, – у каждой птички своя беда, которая и привела ее к Дину.
Поев, Дин Второй возвращался к себе и вел беседу с птичками. «Татуированный монах», «Крылатый тигр», «Барсоголовый» – у каждой птицы было свое прозвище. Себя Дин считал Сун Цзяном – «Благодатным дождем» [11] и нередко устраивал в своей комнате «собрания героев».
11
[11] «Татуированный монах», «Крылатый тигр», «Барсоголовый» – прозвища героев из народного китайского романа о повстанцах «Речные заводи» (XIV в.). Сун Цзян, «Благодатный дождь» – предводитель повстанцев.
Вот и сейчас Дин Второй ушел к своим птичкам, а гостья помогала госпоже Чжан убирать посуду.
– Сючжэнь все еще живет при школе? – спросила гостья, вытирая палочки для еды. Речь шла о дочери Чжанов.
– Конечно! Не говори, сестра, в наш век вырастить дочь так сложно! – Госпожа Чжан плеснула кипяток в зеленое блюдце.
– Счастливая вы! Дети есть, муж – мастер на все руки. Дом – полная чаша.
– Да это так кажется, сестра. В каждой семье свои трудности. Все думают, Дагэ умный; ничего подобного. Только это между нами. О дочери не заботится, да и о сыне тоже. С утра до вечера устраивает дела родственников и друзей, а я одна – и купить и приготовить. Сын домой не ездит, дочь живет при школе – в общем, все на мне. Я, можно сказать, на побегушках; будто так и надо. В доме, разумеется, есть все – и поесть, и попить, и одеться, но никто не знает, что я живу хуже прислуги.