Развратный ангел и последнее слово техники
Шрифт:
– Ни черта! – вспыхнула я. А кто это вообще, слэшеры? Ну ладно, все равно пусть не обзывается. – Чего они у тебя все такие..?
– Мои очки – это часть меня, девочка, – он поучающе поднял вверх указательный палец, принимая из моих рук эту самую «часть», – на них бочку не катить! И вообще, я ж посочувствовать пришел, а вы тут руки распускаете…
– Посочу-увствать… – прохрипел Сариэль. – Посочувствовать любой дуралей может…
– Чья бы корова мычала, мой пернатый друг, – невозмутимо сумничал Искариот, явно
Ангел лишь виновато пожал плечами, а потом застенчиво попросил, чтобы него слезли. Нечистый с неохотным вздохом просьбу выполнил, поправляя очки на переносицу и одергивая рубашку, потом даже Сариэлю руку подал, помогая ему подняться.
На небе сгущались тучи и вообще, прохладно было, осень скоро. Не хватало еще, чтоб дождь пошел, и мы по подъездам прятались, как гопники. Перья у ангела на крыльях встали дыбом. Это защитная реакция такая, от ветра? Я незаметно придвинулась ближе. Сариэль намек уловил, молча притянул к себе, накрывая правым крылом, и глубокомысленно высказал:
– Дура… Куртку надо было брать…
Иуда с удобством устроился на низком подоконнике дома, с которого свалился, и, не скрывая ехидного наслаждения, всю эту картину бесстыдно наблюдал. Я смущалась даже больше, чем если бы меня в столь любимой Сариэлем «позе раком» застали. Ну отчего, спрашивается?
– В общем, так, давай по-честному, – начал ангел, приняв несвойственный ему, и оттого потешный серьезный вид, – вы уже начали осуществление своего супер-пупер гениального плана вселенской войны?
– Щита? – тот покачнулся и тут же буркнул себе под нос. – Тьфу, заразная манера… – и тут же изобразил воистину апостольскую святость. – План? Какой такой план? Впервые слышу о плане. Откуда вы взяли это. План! План, выдумают тоже, план…
Сариэль смотрел с искренне-непонимающей укоризной, а я с плохо-скрываемым смехом.
– Ну ладно-ладно, было такое, — неохотно сознался Нечистый, – но пока дядя Сатана всем задницы как следует надерет, чтоб от его выполняли, это ж сколько времени должно пройти?
Секунду… А что же тогда… Кто это нас сегодня утром месть шахидки изображал?
Искариот поймал мой взгляд и многозначительно ухмыльнулся, потом, вскочив, будто бы невзначай, протянул негромко:
– А кому-то проверку на вшивость сегодня устраивали, этот кто-то полы не домыл во дворце…
Но Сариэль смекнул быстро и тут же руки в боки упер.
– Это чего это?
– Это наш меленький с Леськой секрет! – Нечистый щелкнул ангела по носу и хихикнул. – В общем, будь-ка ты, друг осторожнее, а ну как все опять повториться. А ты и драться-то толком не умеешь…
– Я научусь! – впервые вдруг энтузиазмом вспыхнул Сариэль и зачем-то вдруг напыщенно добавил. – Как жаль, что мы на разных сторонах…
– Ну… – Иуда невинно пожал плечами, – Добро и Зло: все
========== Часть 19 ==========
– Эх, мяска бы сейчас, – Нечистый лениво зевнул, растягивая слова почти тщательно, совершенно искренне-мечтательным тоном.
Я уставился на него, как на музейный экспонат.
Ну. Обитатель, значит, Преисподней, а вместо того, чтобы законные дела свои творить, о мяске помышляет. Вот просто стоит и, как говорится, о насущном… Хотя, не спорю, оно определенно было бы явно не лишним. Но самое-то главное крылось в другом. За притворной безмятежностью тлело что-то большое и очень важное. Но это уже было совсем не мое дело.
Мое дело – это Леська, старательно жмущаяся все ближе, и сопящая уже чуть ли не в шею. Экая девчонка беспутная. Но ведь люблю – ее не могу. Сил нет. Но уже совсем иначе. Не как раньше, издалека, а здесь, сейчас вот, со всеми недостатками. А это все равно по-прежнему также глупо и ненормально. Ну почему душа моя никак не научится любить так, как другие? По-нормальному.
Хотя, говоря о критериях нормальности…
Мир медленно переворачивался.
Из бестолкового праздника в поле боя превращаясь.
Приходилось принимать его таким. Выбора-то и не было.
Я от неожиданности вздрогнул – в добровольно-принудительном порядке вывели на связь с родимым домом.
– Слушай сюда, профурсет пернатый, короче, начальство просило передать, собрание переносится на «сейчас, немедленно всем быть, иначе головы к чертям поотрываю»! В общем, быстро появился в поле моего зрения, иначе… иначе я тебя нахрен Михаилу сдам, – клятвенно пообещал Бефор и отключился.
Я протяжно вздохнул, предчувствуя головомойку от Леськи, и медленно-медленно взялся за отступление.
– Куда намылился? – басом взревела она, тут же оттягивая меня на себя с особой жестокостью. За волосы.
– Ну это… оно… на собрание… вызывают, срочно… ай-ай! Очень нужно идти, Леськ, отпусти, убьют же!
– А вернешься? – подозрительно спросила она, обиженно на меня уставившись и тихонько тыкая пальцем в грудь.
Никак не пойму, с чего у нее такая фобия, что я однажды улечу и с концами.
– Естественно, – я насторожено кивнул, – куда ж мне от тебя деться?
– Небось по бабам шастать пойдешь… – напыщенно проворчала подопечная.
А ведь оно и верно отчасти, я ведь домой. А там… А там Марципана… Бр-р… Хотя она-то меня уж меня везде отыщет. Даже в Аду. Я поежился, проводил Леську безумно виноватым взглядом, и, распахнув крылья, взмыл в воздух.
Как не хорошо я поступаю, просто кошки на душе дерут.
Ну вот. Еле успел. В зале народу уж было полно, но собрание не началось еще. Я остановился в дверях
– О, иди сюда, иди сюда, дорогой, я тебе сейчас подзатыльников-то понадаю, – сразу же оживился Бефор.