Разыскиваются полицией

Уозенкрафт Ким

Шериф Лоув прицепил рацию на пояс.

— Не тревожьтесь, дорогуша, — произнес он. — Мы отыщем негодяя, укравшего ваш патрульный автомобиль.

Дайане захотелось застрелить его на месте, но она сделала вид, будто не слышала его замечания. Шериф направил луч фонаря на мертвого подростка. Сложил ладони на животе и молча стоял.

— Проклятие! — Он пожевал тонкими губами. — Так это же сын министра Логана!

Помощник пожал плечами.

— Все, что я знаю: он умер, мертвее не бывает. — Помощник, застыв, не сводил глаз с убитого юноши.

— Похоже, его ударили ножом не менее двух дюжин раз, — заметил Лоув. Помощник

покачал головой и сплюнул. Шериф повернулся к Дайане: — Тот тип, которого вы заметили, тот, что умыкнул вашу машину… Как вы считаете, он это сделал?

— Да. И не только это.

Шериф дернул головой.

— Что значит «не только это»?

— Есть другие трупы. Вон там. Два женских. Примерно того же возраста.

— Господи помилуй… — пробормотал шериф, и со стороны показалось, что он молится. Затем кивнул Дайане: — Ведите.

С Лейксайд-роуд свернула вереница из шести полицейских машин, проехала по ведущей к парку аллее и остановилась около места преступления. За ними следовали два фургона «скорой помощи». У всех на крышах сверкали проблесковые маячки, и от этого создавалось впечатление, что вокруг места убийства закружился в танце лес — деревья, прижав ветви к бокам, вращались, подпрыгивали и отплясывали под мелькание красных, синих и белых огней. Дайана стояла посреди всей этой суеты, кровь сочилась из ран трех подростков, врачи вытаскивали из задних дверей фургонов носилки, полицейские из управления шерифа деловито расхаживали взад и вперед, уничтожая следы на земле и иные улики, все бестолково мешали друг другу, а красное, синее и белое кружение продолжалось. Дайану мучило желание подсказать шерифу прогнать людей с места преступления, пока бригада криминалистов не соберет все, что требуется, но она сознавала, в каком оказалась дерьме, и не ей учить человека, как поступать, даже если он полный профан.

Появилась машина корреспондентов новостей седьмого канала. Дайана не сомневалась, что к ним пожаловал не кто иной, как сам Брет Даллас, проныра-журналист, который не упускал возможности сунуть нос в дела полицейского управления. Он словно объявил полиции вендетту и был из тех, кого коробило при виде формы. Повсюду искал, где бы раздобыть материал. Пару раз даже приглашал Дайану на свидание, однако она понимала, что у него на уме: все, что угодно, только не она.

Дайана отступила в тень, а Брет шагнул к дубу, где у трупа подростка, опершись локтем о колено и опустив голову на ладонь, замер шериф. Его нарочитая сосредоточенность повергла Дайану в странное состояние — сначала она испытала ужас, а затем почему-то чуть не прыснула от хохота. Уж хоть бы кто-нибудь отпустил шуточку, чтобы окружающие не решили, будто она смеется над бездыханным телом. Потом, когда смущенный шериф склонился над другими убитыми, немного пришла в норму. Хотя и сейчас Гиб Лоув походил на сына земель библейского пояса [2] в позе роденовского «Мыслителя».

2

Территория на Юге и Среднем Западе США, где живут приверженцы протестантского фундаментализма. До сих пор Библия является основной настольной книгой во многих фермерских семьях.

— Клянусь! — воскликнул он, поднимаясь, бросил взгляд по сторонам и, убедившись, что пресса

внимает ему, снова посмотрел на убитых. — Клянусь Сыном Божьим, что найду того, кто это сделал, и да свершится правосудие!

Из Болтона прибыл фотограф «Морнинг телеграф» и успел запечатлеть эту сцену для первой полосы утреннего выпуска. К счастью, никто, кроме Дайаны, не заметил, как к ней приблизился Ренфро и похлопал по плечу. Она последовала за ним к Лейксайд-драйв, где он оставил машину.

Они ехали в управление, Дайана высовывалась из окна и глотала воздух, стараясь избавиться от запаха смерти в ноздрях. Ренфро предложил ей «Алтоид». Она взяла всю жестянку, отправила две пастилки в рот, а остальное положила в карман. Ренфро вел машину молча, пока они не оказались в участке, и там сержант, начальник смены, отвел душу, назвав ее самым мерзким проколом месяца, а может, даже года. Дайана стояла перед его столом и понимала: он говорит правду, ей нет прощения, и кивала в подходящих местах. Сержант замолчал, ожидая, что она начнет оправдываться. Но Дайана лишь пожала плечами. Командир прав. Она облажалась по-крупному. Сержант смягчился и произнес:

— Вы заступили на дежурство не выспавшись. Мы все иногда покидаем пределы своих участков. Но вы заехали очень далеко, провели там много времени и позволили поймать себя.

— Наверное, мне следовало уехать, вернуться на свою территорию. И пусть бы трупы нашли люди из управления шерифа. Вы это хотите сказать?

Сержант серьезно посмотрел на нее:

— А вы бы смогли?

— Если бы могла, мы бы сейчас здесь с вами не говорили. Я видела убийцу, сержант.

— Хорошо. — Он указал на дверь. — Идите, отоспитесь.

Но Дайане пришлось остаться — сначала она описывала криминалисту приметы замеченного мужчины, и тот вводил их в компьютер, чтобы создать фоторобот подозреваемого. Потом ждала, пока явится помощник шерифа и снимет с нее письменные показания о том, что случилось. Это был тот же человек, что приехал с шерифом на место преступления сразу после Дайаны. И, едва переступив порог участка, он повел себя так, словно не верил ни единому ее слову.

Глава вторая

Восемнадцать лет Гейл Рубин не видела восхода солнца. Не видела она и луны. Был в ее жизни период, когда она спала в мягкой, удобной постели, и в конце жаркого летнего дня в окна дул прохладный вечерний ветерок и овевал ее тело. Но Гейл не могла вызвать это ощущение в памяти, оно было похоронено под годами бессонных ночей на тонком, в комках, матрасе на металлической койке, когда каждую ночь она слушала, как брякают ключи у охранников, совершающих обходы в двенадцать, в три и в шесть часов утра. И стоило протянуть руку, как она наталкивалась на холодную шлакобетонную плиту стены.

Но завтра… А завтра почти наступило. Завтра состоятся слушания об ее условно-досрочном освобождении. Она не могла об этом думать. Не могла. Гейл прошла данную процедуру четыре года назад. Обычно заключенные совершают попытки каждые два года. Однако она держалась. Первую попытку предприняла после десяти лет отсидки. Даже члены комиссии смотрели на Гейл так, словно она слегка свихнулась. Не исключено, что были правы. После десяти лет в тюрьме она потеряла рассудок, и все это видели, кроме нее самой. Годы. Дни. Часы. Минуты. Сколько минут она провела за решеткой? А секунд? Итак, завтра…