Разыскиваются полицией
Шрифт:
Неужели его принимают всерьез? Зачем тогда берут интервью? Какое отношение к ней и Дайане имеет его пес Бастер? Гейл стало ясно, что Дайана не преувеличивала, утверждая, будто этот человек — трахнутый пыльным мешком. Он явно ненормальный. Когда Дайана объявится в Болтоне… Гейл было страшно об этом подумать.
Она дождется темноты и выпишется из отеля. Нет смысла бежать средь бела дня, даже если она совершенно не похожа на свое изображение на фотографиях. Гейл не собиралась уезжать из страны, хотела осмотреться, привыкнуть к новым реалиям и лишь тогда принимать решение, где обосноваться.
Она уложила чемодан,
Дайана не могла рассчитывать на помощь. Это угнетало. Гейл, если не удастся справиться самой, знала, куда обратиться. У Гейл друзья. В этом разница. Гейл вышла из мира, где подразумевалось, что человек из их среды может пострадать и попасть за общее дело в тюрьму. Но, выйдя оттуда, оказывайся в кругу друзей и мог рассчитывать на всяческую помощь. Дайана завидовала этому.
У нее самой, кроме Ренфро — да и тот под большим вопросом, — больше никого нет. Где находился ее брат, она не представляла. Мать же наверняка не вылезла из бедности и не бросила пить. Так что, появись у нее Дайана, придется стирать, убираться и бегать в винный магазин. Кроме того, можно не сомневаться, что ее адрес известен маршалам. А все остальные друзья — копы, о них и речи быть не может.
Ну и пусть. У нее еще оставалась одна попытка: связаться с Ренфро и Эфирдом, выяснить, в чем дело, и рассказать кому-нибудь — Дайана пока не представляла кому, такого человека еще предстояло найти, — кто бы сумел распорядиться этой информацией.
А если не получится, приступить к плану номер 2, предусматривающему использование огнестрельного оружия.
Хорошо, что Гейл не с ней. Дайана не хотела ввязывать ее в подобные дела. Но она скучала по ней. Ей было одиноко совершать этот самостоятельный полет. Одной отправляться домой… Забавно, насколько плоским кажется все вокруг. Раньше она не замечала.
— Нет-нет-нет, не домой, — сказала Дайана себе. Определенно не домой. Она на вражеской территории, об этом нельзя ни на минуту забывать.
Дайана миновала поле, где вдоль забора тащилось в хлев стадо коров и косилось на торчащие по другую сторону колючей проволоки высохшие сорняки.
Неужели животным кажется, что там растет зеленая трава? Вокруг не было ни одной зеленой травинки — только различные оттенки бурого и бежевого. А в последних лучах заходящего солнца поле вдруг вспыхнуло огнем.
В часе езды к востоку от Далласа местность стала меняться. Здесь простиралась такая же голая равнина, но начали попадаться зеленые пятна, в основном вечнозеленые деревья. Наконец Дайана оказалась в сосновых лесах восточного Техаса и почувствовала, что погода тоже стала иной. С юга надвигались грозовые облака. Картина зловещая: на фоне потемневшего неба торчали тонкие верхушки сосен.
Дайана поймала себя на том, что дважды за десять минут превышала скорость восемьдесят миль в час. И после второго раза установила устройство автоматического поддерживания скорости на шестьдесят пять. Но сама гнала
55
Представитель музыкального направления кантри-рок, сочетающего в себе элементы кантри, музыки хиллбилли и рока.
Дайана остановилась на бензоколонке неподалеку от Гам-Спрингс, хотя «таурус» не требовал много горючего. Никаких магазинчиков и удобств. Здание из известняка, окно с зеркальным стеклом и навес, чтобы укрыться от дождя. На дверях медный колокольчик, извещающий о появлении клиента. У допотопного кассового аппарата пыльные пакетики со сладостями. Дайана оглянулась и заметила то, ради чего остановилась: на стене за кассой висели телефонные карты. Пластиковые, размером с кредитную карточку «Американ флегс». В середине надпись «Свобода выбора», в нижнем левом углу изображение юноши в комбинезоне с телефонной трубкой у уха. По его сияющей физиономии можно было судить, что нет в мире большего удовольствия, чем говорить по телефону.
Дайана протянула одну из стодолларовых банкнот и пожалела, что не имеет денег мельче, чтобы ее не запомнили, если кто-нибудь начнет ею интересоваться. Но оператор, явно страдающая остеопорозом морщинистая женщина с голубыми волосами, дала сдачу, не подняв головы.
— Счастливого пути, детка, — пожелала она сухим и тонким, как газетная вырезка времен Франклина Делано Рузвельта, тоном, вернулась на стул под телефонными картами, закурила и взялась за вязание.
Дайана поблагодарила, открыла дверь, радуясь треньканью колокольчика, и вышла на улицу, страшась звонка, который ей предстояло сделать. Но все было очень просто. Он либо достал, либо не достал. И с этим она ничего не могла поделать.
Он ответил после первого гудка. Дайана продиктовала ему напечатанный на таксофоне номер и, нажав на рычаг, разъединилась. Но со стороны казалось, будто она опирается о телефон и продолжает вести беседу. Хотя сама сомневалась, нужны ли такие предосторожности: вокруг никого, лишь курящая на бензозаправке бабуся.
Гроза пронеслась, не уронив на землю ни капли дождя. Было по-прежнему сухо и жарко. Солнце стояло высоко над горизонтом и все так же жгло и вызывало жажду.
Когда раздался звонок, Дайана убрала с рычага ладонь. Он задохнулся от волнения.
— Ты где?
— Неподалеку, — ответила Дайана.
— Что скажешь?
— Ты достал?
— Достал.
— И как? Ты мне поможешь?
— Да, да, никаких проблем.
Дайане показалось, что он изрядно нервничал. Его состояние передавалось ей через трубку.
— Учти, ты не обязан это делать. Я все пойму.
— Нет! — Он успокаивал сам себя. — Нет! Я намерен тебе помочь. Прочитал бумаги вчера вечером и думаю, ты права.