Real-RPG Король в законе
Шрифт:
Ну что же, если не получается уничтожить, то вернемся к прежнему плану — выкинуть. Да-да, выкинуть. Хрен с ней, с сим-картой. Потом восстановлю, когда будет новая симка. Когда куплю новый телефон или… или намучу чего-нибудь с ребятами.
Так, а что делать с лопатником?
Фраерок вряд ли сильно пострадает, судя по пальто и прикиду его совершенно случайно занесло в автобус. Такие привыкли возить жопы в неплохих машинах, слушая музыку и вдыхая охлажденный кондиционером воздух. Так что не обеднеет.
Лох не мамонт — лох не вымрет…
Я
Да что это со мной? Что за херня происходит? Откуда такие мысли? Нет, я не преступник, я всего лишь хулиган!
А другие?
Другие люди, которых я встречал во сне за десять лет, они считали себя преступниками? Вряд ли, скорее всего они считали себя ошибочно посаженными. И совершенно точно были уверены, что ни хрена они не виноваты.
Даже Сивый. Да, даже он…
Конечно же за десять лет я немало повидал всяких-разных. Кто-то был уродом с большой буквы, как Сивый, а кто-то всего лишь запутавшимся человеком, к сожалению переступившим закон.
По нашей стране много ребят и девчат, которые идут в тюрьму без страха. А чего нам бояться-то, если с детства привыкли к ограничениям и жестокости? Мы рожаем в шестнадцать-восемнадцать лет, много работаем, нередко в тяжелых физически условиях, не имеем возможности следить за собой.
А уж как это так — справить праздник и на сухую? Без водки или прочего алкогольного? Достаточно вспомнить «Мало пить — зачем пачкаться» и прочие аналогичные пословицы. Что тоже накладывает серьезный отпечаток на наш «замкадочный народ».
В тридцать мы выглядим как состоявшиеся, глубоко взрослые люди. К сорока у нас уже внуки. Но самое страшное — к этому моменту у нас создается ощущение выполненности жизненной программы и пропадает понимание, зачем мы живем?
Не у всех, конечно. Но у многих. К пятидесяти мы выглядим, как глубокие старики, и наше поведение соответствующее.
Если кто-то дожил до семидесяти — это праздник и чудо. И ведь мы не являемся глубоко криминализированными и опасными для общества. Но наши преступления чудовищны и примитивны. В основном это убийства и нанесение тяжких телесных повреждений в состоянии алкогольного опьянения.
Реже — воровство, которое носит случайный, несистемный характер. Отношение к содеянному обычно равнодушное. Благодаря улице и общению с такими же людьми, мы не понимаем всей тяжести произошедшего и воспринимаем тюрьму как часть жизненного пути, который предрешен кем-то свыше. И у нас невольно вырабатывается поразительное смирение перед тем, что мы называем судьбой.
Да, мы с детства усвоили фразу «От тюрьмы и от сумы не зарекайся» и свое нахождение в местах лишения свободы воспринимаем порой спокойно, не видя в этом ни трагедии, ни проблемы. Крыша над головой есть. Трехразовое питание тоже. И оно зачастую лучше, чем то, что мы имели на воле.
Профессионалы. Блатные. Бандиты. Жулики. Как ни называй, но это те люди, которые осознанно (или же сначала неосознанно, а потом осознанно) выбрали криминальный путь как основной в своей жизни. Их и романтизируют, и винят во всех бедах, и изучают, строча и переписывая очередные околонаучные труды.
Я не вижу смысла говорить о них хоть как-то подробно, так как это такие же люди, как и все остальные. Такие же, как и я….
Почему-то сейчас я не был уверен, что утром был всего лишь сон. Вся эта хрень с телефоном, лопатником, карманницей и Сивым… Все эти мысли и раздумья под моросящим дождиком.
Всё это так напрягает и не отпускает!
И если я знаю, как всё в дальнейшем случится и как всё произойдет, то могу ли я что-нибудь изменить?
Я смотрел на кошелек и в моей голове боролись два чувства. Одно было чувством добра — я должен был найти мужичка и отдать ему украденное, а другое… Другое подленько пищало: «Забери себе! Оставь себе! Ведь это облегчит твою жизнь! Это всего лишь деньги, дарованные сверху! Сестра хоть приоденется, купит новый телефон брат, тебе останется децл…»
Нет, так нельзя! Я тряхнул головой, прогоняя похабный подленький голосок.
А если отдать в полицию?
Ага, так это будет полное признание, покаяние и вообще — невероятная удача для ментов. Вор сам появится в полицейском отделении, принесет себя на блюдечке с голубой каемочкой. Только бантик останется повязать для лучшего вида.
Похлопают меня по плечу, добавят по почкам и застегнут наручники на запястьях…
Я стану самым тупым преступником России! И всё-таки стану преступником. Ни хрена ничего не изменится. Даже раньше сяду, чем в прошлой жизни? И стану преступником уже без сфабрикованных улик?
Раньше, чем во сне?
А если курьером лопатник отправить? Или по почте? Вон визитка есть…
Михаил Валерьевич Стёхин. Стоматолог. Да уж, у зубодеров деньжата водятся. Сколько у него там?
Я заглянул и присвистнул — пятьдесят тысяч пятитысячными, двенадцать тысяч зелеными бумажками, несколько пятихаток и соток. Да уж, улов у карманницы был бы неплохим.
Или у карманника? Я же тоже карманник, так получается?
Нет, я не карманник!
Вон, в пятиэтажке почтовое отделение, сейчас я отправлю кошелёк его владельцу! Да! Возьму немного в качестве благодарности за возврат и… вот ещё немного возьму. Ага, а то чего-то маленькая благодарность получается. И вот эту купюру…
Стоп! Хорош! Пятнашки хватит. Остальное пусть отправляется хозяину кошелька!
Я зашел в почтовое отделение, купил коробочку, написал адрес и отправил. Когда выходил, то почувствовал небольшое облегчение, как будто сбросил мешок цемента с плеч, который уже полчаса таскал туда-сюда. Нет, всё-таки я не преступник! А это… Я взглянул на руку, в которой были зажаты купюры. Это всего лишь вознаграждение.
Я засунул деньги в карман и вздрогнул. В кармане джинсов лежал мобильный телефон со знакомой выпуклостью на задней крышке.