Реалити - шоу
Шрифт:
— Обычно солдат и наёмников убивают сразу. Может посчитали, что за тебя можно получить выкуп, а может… — взгляд Текло стал нехорошим — ты был одним из них, а потом вы что-то не поделили, вот ты их и… Чтобы замести следы.
Разговор начал приобретать странно знакомые интонации.
— Может, ты ещё скажешь, что пленных у вас не бывает, а есть только предатели? — невольно вспомнились сталинские времена и лозунги.
— У нас, у наёмников, пленных не бывает. Выкупать нас некому, лечить незачем. Раненых, если удача отвернулась, добивают сразу. Вот и странно, почему тебя оставили в живых. Выкуп хотели получить за леди Верону, а тебя оставили просто так, за компанию. Вывод напрашивается сам.
— Вы поди ещё захотите меня арестовать и отправить на допрос с пристрастием?
— Зачем
Я с трудом удержался, чтобы не схватиться за нож. А может этого от меня и ждали?
— Я к вам не напрашивался. Леди Верона меня вообще не интересует ни как женщина, ни как человек, за которого можно получить выкуп. Если у вас возникли подозрения, то нам проще расстаться, чем ожидать удара в спину. А можно решить все вопросы прямо сейчас — я не против.
Я старался говорить спокойно, но по телу пробежала волна, как перед дракой. До сумки с оружием мне не дотянуться, так что надо постараться увернуться от первых ударов, а дальше… видно будет.
Но бросаться на меня не стали. Смотрели внимательно, но за оружием никто не потянулся. Ответил снова Текло.
— Решение уже приняла леди Верона, доверив тебе жизнь. Возможно, она обманывается, возможно, и нет. И я тоже сам позвал тебя. Сделаем так. Ты по-прежнему у нас для количества. Если хочешь — можешь уйти в любой момент. Но если я получу хоть малейшее подтверждение своим подозрениям, то ты умрёшь сразу, без разговоров и выслушивания твоих оправданий.
— А если я чихну, а ты посчитаешь это условным сигналом моим предполагаемым сообщникам?
Текло отвечать не стал.
— Дежурят Шунс, Олаф, Карто — и, отвернувшись, стал готовить себе лежанку.
Остальные тоже стали укладываться, стараясь не смотреть на меня.
Я отошёл немного в сторону, а в голове никак не укладывался наш разговор. Нихрена себе пожелали «спокойной ночи»! Вот так сразу и первый герой и первый подозреваемый! Что теперь крутится в этих дубовых головах? Это у них такая проверка на мою вшивость или они и в самом деле готовы меня прирезать при первом удобном случае?
А я ещё собирал воровать Верону, требовать за неё выкуп! Да с такой охраной меня самого на кусочки порежут при малейшем подозрении! Наверное, я смогу с ними справиться, если нападу первым, но надо ли мне это? Ведь потом надо Верону где-то прятать, отправлять сообщника, которого у меня нет, за деньгами. Ждать неизвестно сколько. А если здесь все такие мнительные и в любом поступке видят только корысть? Да меня через пару дней уже придут арестовывать, а то и убивать.
Так нужна ли мне Верона? Скорее всего — нет. Жил я без неё, и дальше проживу. А деньги заработаю как-нибудь попроще. Но только не в этом сумасшедшем отряде. Уходить прямо сейчас — только лишние подозрения. Да и дорогу я не знаю. Придётся ночку не поспать, а потом ехать с ними только до ближайшей деревни. А дальше — пошли они…
Вечернюю тишину неожиданно прервал непривычный звук. Скосил глаза и тихо заматерился. Шунс уселся поближе к костру, достал нож и принялся его точить. Неторопливо так, вдумчиво. Вжик, вжик, оглядел нож, как в первый раз, и снова вжик, вжик. У них что, устав караульной службы не учат или он у них совсем другой? «Часовому запрещается есть, пить, курить, справлять естественные надобности… «ну и так далее. А этот уселся, точит нож и ноль внимания вокруг. Что он услышит, случись что? Да и это вжиканье… Сам не спит и другим не даёт. Или это не просто так? Может на меня и рассчитано? После неприятного разговора слышать такие звуки — поневоле не уснёшь, подозревая всех и вся и гадая, что же означает наступившая тишина — то ли нож закончили точить, то ли к тебе уже крадутся, чтобы прирезать? Но зачем же так откровенно? Сидел бы тихонечко — я бы быстрее уснул. Или это специально, чтобы я занервничал и быстрее себя раскрыл? Больше похоже на второе. Внутри сразу колыхнулось раздражение. Ну, козлы! Сейчас и проверим, у кого нервы крепче.
Стараясь, чтобы не шелохнулась ни травинка, не треснула ни одна веточка, я плавно перетёк к костру. Как ни странно, но у меня получилось — Шунс среагировал только когда я уже сидел у костра. Замер, посмотрел на меня.
— Не спится?
Я кивнул головой. Подтянул к себе стоявший неподалёку котелок с водой, напился, а остатки тонкой струйкой вылил на камни, которыми наёмники, как примерные туристы, обложили костёр. Раздалось резкое шипение, а один из камней даже треснул и распался на половинки. Стараясь сам не зашипеть от боли, взял одну из половинок, провёл пальцем по расколу — то, что надо — ровная бархатистая поверхность. Боль в руке становилась нестерпимой и, стараясь сохранить равнодушное выражение лица, промыл камень (вроде как чтобы был почище). Шунс смотрел на всё это дело спокойно, как будто это было в порядке вещей. Но вот когда я плавно потянул свой нож, напрягся уже ощутимо. Это было приятно. Осмотрев нож, принялся его точить, но звук получился совершенно другой, не как у Шунса. У того — звонкий, жёсткий, а у меня — тихий, шуршащий. Я снова оглядел нож и камень. На ноже — ни малейшей царапинки, а камень больше напоминал чуть шершавую кожу. Мда, точить таким, всё равно что по … ладошкой гладить. Но не бросать же так удачно начатую вредность. На всякий случай я провёл по лезвию кончиками пальцев и почти обрадовался, когда вновь проскочили искорки, а на лезвии появилось несколько крошечных синеватых точек. Ну хоть что-то. Почему и как разберусь потом, а сейчас нужен хоть какой-то результат, чтобы не чувствовать себя идиотом, шоркающим нож бесполезным камнем. Так и пошло. Несколько движений камнем, внимательно осмотреть лезвие, коснуться несколько раз пальцами, полюбоваться на точки, и всё по кругу. Нож, будто откликаясь на ласку, потеплел и стал как будто льнуть к руке. А может просто руки начали к нему привыкать, но больше он из рук не выпадал, а будто скользил, стараясь найти наиболее удобное положение.
Так мы с Шунсом и просидели несколько часов, настороженно ловя движения друг — друга и точа ножи. Шунса сменил Олаф, но этот просто сидел, наблюдая за мной. Так же повёл себя и Карто.
К утру я чувствовал себя как выжатый лимон. Спину ломило от долгого сидения на одном месте, обожженная рука болела. Но когда я увидел помятые лица наёмников, это всё окупило — спокойно спавшие всю ночь люди с такими рожами не встают! Ну и правильно. Обвинить человека в предательстве, а потом слушать всю ночь, как он у тебя над ухом точит нож, и спокойно спать?! А нефиг было! Может они учтут ошибки и прирежут меня уже сегодня втихую, но немножко я им всё-таки отомстил.
Нож рыбкой нырнул в ножны, камень я положил в сумку, а сам с удовольствием потянулся и отошёл от костра размяться. Самое удивительное, но никто и словом не обмолвился о прошедшей ночи. Все занялись своими делами, кто костром и готовкой, кто лошадьми, кто утренними процедурами. Также молча выделили мне пайку, потом Текло подробно, на примере своей лошади показал правильную последовательность как оседлать лошадь, потом проконтролировал как это сделаю я.
Когда мы тронулись в путь, и по-прежнему ничего экстраординарного не произошло, я даже засомневался — а не дурак ли я? Может я всё себе придумал? Но сам себя одёрнул. Всё, что нужно, было сказано вчера. Ночью меня проверили, я не испугался и меня на время оставили в покое. Но это ничего не значит. Любой мой поступок, сомнительный, с точки зрения наёмников, и они церемониться не станут. Ну и чёрт с ними.
Этот день показался мне очень длинным. Тепло, мерное покачивание. Пристроившись последним, я даже подремал немного. Но час проходил за часом, а мы и не думали останавливаться. Солнце поднялось к зениту, затем начало опускаться, а мы по- прежнему ехали без остановок. Сначала это удивило, потом снова появились нехорошие подозрения. Пайку не дают — это ерунда, как-нибудь переживём. Но куда мы так торопимся? Или от кого? Очень хотелось спросить, очень, но я себя пересилил.
Между тем мы добрались до какого-то перекрёстка, и дорога стала заметно лучше. Неширокая, но чувствовалось, что по ней достаточно много ездят. А часам к четырём добрались и до большого постоялого двора на краю деревни. Я думал, что мы сюда заехали перекусить, но Текло скомандовал, и наёмники стали рассёдлывать лошадей.