Реанимация солнца
Шрифт:
Нет. Не в этот раз. Не отпущу.
Его я смогу спасти…
Минута двадцать секунд.
Заново.
Заново, заново, заново!
Время, у меня почти не осталось времени…
Шисс!
Последний толчок вышел не совсем осторожным – ладони, ускоренные шейдом, с силой ударили манна в грудь, вдавливая его в жесткую койку. На ранах проступила кровь, в темноте показавшаяся густой и черной, как смазка для ховеров.
Нет!
– Не смей дохнуть, шиссово ты отродье! – стиснув зубы, прошептала я, склоняясь над ним. – Пожалуйста… пожалуйста, не уходи…
Припав к его губам, я с яростным отчаянием
…жизнь.
Мне показалось, будто я действительно вдохнула в шейдера жизнь. Холодные губы раскрылись, жадно хватая воздух, тело изогнулось, едва не свалившись с койки. Разбуженное сердце слабо толкнулось в груди – бум, – но с каждой секундой его ритм все убыстрялся, разгоняя по венам манна застоявшуюся густую кровь.
Быстрее, быстрее…
Недостаточно быстро. Реанимация еще не закончена. Я загрохотала ящиками стола в поисках шприца со стимулятором. Темнота мешала – на ощупь все герметичные пакеты с медикаментами казались одинаковыми. Запоздало вспомнила о фонарике. Вытащила, зажала плечом. Стим, как назло, закатился в самый дальний угол – и как только Саул умудрялся здесь со всем разбираться? Я вскрыла упаковку зубами и, не примеряясь, вкатила содержимое шприца в предплечье шейдера.
Препарат подействовал мгновенно – словно горячее жидкое солнце разлилось под смуглой кожей. Я завороженно следила, как стим вместе с кровью растекается по телу, проявляя причудливый узор вен. И вслед за стимом запоздало активизировалась природная регенерация. Черные раны и следы энергетических разрядов затянулись плотной чешуей. Шейд наконец начал лечить шейдера сам – как, собственно, и должен был еще полчаса назад.
Теперь можно было выдохнуть.
Широкая грудная клетка манна поднималась и опускалась в такт дыханию, ровно и размеренно билась светящаяся золотом стима жилка на шее. Темным контуром проступили на коже предплечья шестеренки татуировки. «Механическое солнце» – вот уж действительно…
Только сейчас я в полной мере осознала размах едва не случившейся катастрофы. Или, наоборот, случившейся – это уж как посмотреть.
Я вернула к жизни раненного вольного шейдера, вернула с нарушением всех писанных и неписанных законов улиц. И… не просто шейдера – а одного из бойцов самой влиятельной группировки семнадцатого района Абисс-сити, за членами которой уже не первый год безуспешно охотилась полиция Центра. И если перестрелка случилась из-за внутренних разборок между бандами или шейдеры «Механического солнца» не поделили что-то между собой, у меня – да и у клиники в целом – могут быть проблемы. Вдруг я спасла не того?..
Может, Саул сможет меня прикрыть, припомнив лидерам группировок кое-какие старые долги? Но станет ли?
Ведь я еще не посчитала ущерб от испорченной проводки, перегревшегося дефибриллятора и разгромленной смотровой. Ладно хоть лекарства тратить не пришлось – хватило одного стима. Впрочем, цена стима на черном рынке была сравнима с моей месячной арендой…
– С-с-о-о-о-л…
Глаза шейдера широко распахнулись.
Я едва не отпрянула от неожиданности – стим не должен был подействовать так быстро, манн не должен был приходить в себя еще какое-то время… не должен был видеть, как я разглядывала его со смесью настороженности и любопытства.
Но я не смогла… отодвинуться. Не смогла отвернуться, не закрыла глаза.
Я забыла – не учла, не подумала, не сумела вовремя сообразить, – что была еще одна проблема.
Инстинкты.
Смерть и воскрешение, ослабив разум манна, усилили его шейда. А шейду, чье единственное стремление – выжить, сейчас нужно было одно. Энергия. Энергия жизни.
Легкий поворот головы – и наши взгляды встретились.
В его взгляде плескался голод, неприкрытый и откровенный, и что-то во мне, что-то скрытое глубоко внутри, откликнулось. Не страхом – нет, этим почти первобытным желанием быть покоренной, поддаться. Уступить тому, чего требовала природа – наша природа, наша истинная сущность.
Голод в его глазах говорил, что он хочет меня съесть. Тягучее, тугой спиралью сжавшееся внизу живота напряжение отвечало, что я хочу быть съеденной.
Им.
Здесь и сейчас.
Я не находила сил разорвать зрительный контакт. Не могла…
Что-то в моем тщательно выстроенном, пусть не идеальном, но полностью устраивавшем меня мире нарушилось – нарушилось безвозвратно, непоправимо. Простой баланс, четкие правила, работавшие всю мою жизнь: чувства на замок, инстинкты в самый дальний и глубокий угол сознания, и, главное, держаться как можно дальше от вольных шейдеров.
Раньше у меня получалось – просто, легко, даже не напрягаясь. Но стоило только появиться ему… этому… отвратительному… невыносимо притягательному… опасному чужаку, как все ограничения радостно ринулись прочь – к шиссу в глотку. И правила – разумные, осмысленные, правильные правила – дали сбой.
Критический сбой.
Иначе… я не уступила бы. Не дала бы затащить себя на узкую койку смотровой, совершенно не предназначенную для двоих, притянуть к горячему крепкому телу с возмутительной уверенной властностью. Не позволила бы его голоду – плотскому, инстинктивному голоду – найти то, чего он так жаждал.
Мои губы.
Его поцелуй был грубым, отчаянно-жадным. Он словно брал свое – не спрашивая, не допуская ни слова протеста, – и шейду внутри меня это нравилось. Нравился напор, страсть и голод, отдававшийся в теле тянущей болью – отзвук моего собственного многолетнего голода, который вот-вот будет утолен.
Наконец-то!
Тело взорвалось удовольствием. На короткое мгновение буря, всколыхнувшаяся от одного поцелуя с незнакомым – ненавистным – шейдером, показалась мне неправильной и ненормальной, но хватило лишь удара сердца – и инстинкты взяли верх над разумом. Кровь, все быстрее разгоняемая силой второй сущности, застучала в ушах. Гормональный всплеск ударил в голову, и я, уже теряя себя, сама прижалась к манну еще теснее, помогая жадным грубым рукам расстегнуть верх медицинской униформы.
Мне тоже отчаянно нужно было почувствовать его.
Кожа к коже.
Шейд к шейду.
С губ сорвался тихий стон.
– Да-а…
«Нет!»
Шисс!
Пульс подскочил еще сильнее, и шум в ушах вдруг показался противным визгом энергетических зарядов, молниями рассекавших темноту. Сладкая пелена перед глазами сменилась серым облаком пыли и каменной крошки от разрушенных стен, в котором терялись очертания смотровой и реанимированного шейдера.
Осталась лишь шестеренка на его плече, бездонно-черная даже в окружившем нас мраке.