Шрифт:
Джордж Райт
Ребенок Дороти Стивенс
Дон Стивенс встретил жену на выходе из клиники.
– - И все-таки это девочка!
– - сказала она, глядя на мужа с лукавым торжеством.
– - Ну что ж, сделаем мальчика в следующий раз, -- несколько принужденно рассмеялся Дон. Он обнял ее за плечи, и они пошли к машине.
– - Я всегда тебе говорила, -- не успокаивалась она.
– - Я знала, что это Кэти, с самого начала, а ты не верил.
– - Ну, дорогая, вероятность была 50%. Нет ничего удивительного, что ты угадала...
– - Я знала, -- упрямо повторила
Дон не стал больше спорить и отпер дверцу "шеви". Прежде у них не раз возникали споры из-за того, что Дороти говорила со своим будущим ребенком и называла его "Кэти". Дон говорил, что если родится мальчик, то как бы из него не получился транссексуал. Вроде бы все эти размолвки были шутливыми, но... на самом деле Дона это всерьез раздражало. Дело было даже не в том, что он, как и многие мужчины, хотел мальчика; его бесила именно эта иррациональная упертость жены, отказывавшейся даже рассматривать другую альтернативу. Он, впрочем, ни разу не позволил себе сорваться и даже не раз потом корил себя за собственную злость; в конце концов, если бы ему самому пришлось девять месяцев ходить с растущим пузом и всеми сопровождающими это дело симптомами, наверное, ему бы в голову тоже лезли не только рациональные мысли.
И все-таки сейчас ему было чертовски досадно, что Дороти все же оказалась права. Он даже хлопнул дверью машины сильнее, чем следовало.
Дороти потянулась за ремнем и щелкнула пряжкой.
– - Пристегнись, -- сказала она.
– - Да тут ехать-то всего ничего...
– - привычно проворчал Дон. Этот диалог происходил между ними далеко не в первый раз.
– - Дон, ну хотя бы ради моего спокойствия. Ты же знаешь, мне нельзя нервничать, -- она с улыбкой погладила свой округлившийся живот.
– - Шантажистка, -- Дон нехотя повиновался.
Они выехали на неширокое шоссе. Машин в этот час было не слишком много, особенно на их стороне дороги.
– - А как у тебя дела на работе?
– - спросила Дороти.
– - Ну... пишем драйвера для видеокарты нового поколения. С удвоенным Z-буфером и все такое. Но главная изюминка там, конечно -- не только полигональная, но и пиксельная акселерация...
– - Дон, ну ты же знаешь, для меня это все -- китайская грамота.
– - Ты спросила, я ответил. Если тебе неинтересно, зачем спрашивать?
– - Я просто спросила, как у тебя дела. Хорошо или плохо. Я не спрашивала о технических подробностях.
– - Предположим, я бы ответил: не слишком хорошо. Ты бы спросила: а что случилось? И я бы ответил: меня замучил этот глюк, проскакивающий при переключении 32-битных режимов в высоком разрешении. Ну и что дальше?
– - Дон, -- она повернулась к нему, -- ты что, сердишься из-за того, что я оказалась права? Насчет Кэти?
– - Какая чепуха!
– - воскликнул он и тоже полуобернулся к ней.
– - Если бы компьютеры делали на женской логике...
– - Дон!!!
– - взвизгнула вдруг она, указывая пальцем вперед и вжимаясь в сиденье.
Он резко повернул в голову. Прямо им в лоб несся "лендровер".
За мгновение до этого их полоса была свободна на несколько миль вперед. Навстречу же, изрыгая сизый дизельный дым из труб на крыше, двигался тяжелый восьмиосный рефрижератор. Джип выскочил из-за него; как видно, водителю надоело плестись за грузовиком, и он, успокоенный долгим отсутствием машин слева, решился на обгон по встречной полосе. Теперь, увидев "шеви", водитель "лендровера" попытался отвернуть назад, но было поздно -- справа от него уже был бок рефрижератора. Тогда он крутанул руль в другую сторону. Дон в то же самое время тоже попытался вывернуть в сторону обочины, но в бок ему ударил шедший в правом ряду "олдсмобиль", отбрасывая "шеви" обратно в левый ряд. Дон ударил по тормозам, машину занесло, разворачивая правым боком вперед, и в следующий миг в этот бок всей своей массой врезался "лендровер".
Дон Стивенс мерял шагами приемный покой. Десять шагов вперед, поворот, десять шагов назад... Каждый шаг отдавался болью в ноге, забинтованная правая кисть тоже все еще ныла, но он не обращал на это внимания. Если бы она не заставила его пристегнуться, все было бы гораздо хуже. Если бы она... и если бы он... "Если она умрет, я этого себе не прощу", -- в который уже раз подумал он.
За его спиной открылась дверь, и Дон, развернувшись, бросился к врачу.
– - Мистер Стивенс?
– - Да! Доктор... ну?
– - Ваша жена жива, -- врач вынул платок и промокнул лоб.
– - Не стану вас обманывать, травмы очень тяжелые, но, скорее всего, она будет жить.
– - А ребенок?
– - Увы. Спасти ребенка было невозможно. И, более того... боюсь, миссис Стивенс уже никогда не сможет иметь детей.
– - Это была девочка?
– - деревянным голосом спросил Дон.
– - Мистер Стивенс, для вашего же блага вам лучше не думать об этом ребенке как о конкретном человеке.
– - Она называла ее Кэти, -- сообщил Дон.
– - Вам следует благодарить бога, что ваша жена осталась жива. Это чудо, при такой-то аварии... У нее перелом пяти ребер, руки в четырех местах, ноги в трех, ушибы внутренних органов, наконец, тяжелая черепно-мозговая травма... Но главное, что она жива.
– - Я могу с ней увидеться?
– - Пока нет. Она в коме.
Неделя шла за неделей. Сильный молодой организм Дороти постепенно залечивал нанесенные раны, но ее сознание оставалось погруженным во мрак. На тридцать шестой день медсестра заметила, что глаза пациентки следят за солнечным зайчиком на потолке; однако других признаков улучшения не было.
Дон часто навещал жену, подолгу сидел у кровати, рассказывал ей различные новости, пытаясь уловить намек на понимание на ее лице; держал ее за руку, и порою тонкие прохладные пальцы вздрагивали, но было ли это пожатие осмысленным? Доктор Доббинс говорил, что энцефалограмма не исключает положительной динамики, но надо запастись терпением.
Но вот однажды -- прошло уже месяца три -- Доббинс встретил Дона на выходе из палаты и произнес сакраментальную фразу: "Зайдите ко мне в кабинет".