Ребус
Шрифт:
– Вы садитесь, а мы постоим и всё расскажем, – поддержал её Дитр.
Одора и художник благодарно обрушились на лавочку. Одора с улыбкой пролистала блокнот и нашла вопросы для развёрнутого интервью. Андра поведала о своём отношении к деятельности Песчаного Освобождения. Она была известной противницей войны с кочевниками и расширения Конфедерации за счёт пустынных территорий, издревле принадлежащих другим народам.
– И знаете что? В те годы Конфедерация особо яростно истребляла коренное население под предлогом борьбы с демонологами и другими опасными жителями пустыни, а также соревнованием
– Как они могли с ним договориться, ваша теория?
– Это… Пусть лучше Дитр ответит, он у нас эксперт по маньякам, – Андра дёрнула друга за рукав, чтобы он не сопротивлялся. Но он сопротивлялся:
– Слушай, это твоё интервью…
– А давайте! – Одора радостно сложила ладошки – ни дать ни взять муха, потирающая лапки. – Парцес, я вас очень прошу, это же будет просто прекрасный разворот! Расскажите, почему Ребус мог сотрудничать с Песчаным Освобождением? Какая ему была от этого выгода?
– Ребус… – Дитр прищурился и посмотрел вдаль, где фокусник развлекал прогуливающихся по скверу после работы чиновников с Центральной площади. – Сомневаюсь, что там была какая-то сделка или что-то вроде того. Знаете, заключать сделки с Ребусом было всегда чревато – как в древних сказках про демонов. Это всегда выходило боком. Ребус был не совсем человек, логика у него была противообщественная. Как я понял из рассказа и писем Крусты, она была для него… ну… он имитировал с ней дружбу, играл в людей.
Вдруг в глазах у Дитра потемнело, как при обмороке. Пропали из виду сквер с фокусником, Андра, журналисты, даже небо над деревьями – и то кануло во мглу. Гадкая, липкая вонь наполнила его разум, и если бы мысли могли вонять, он бы подумал, что это не игра воображения. Всем своим существом он сопротивлялся тому, что рвалось из него наружу через все поры его кожи – что-то чужеродное, враждебное, паразитическое. Неимоверным усилием воли Дитр вернул себе контроль над разумом. Он снова был в сквере перед журналистами и Андрой, в окружении сладких запахов клонящегося к закату дня.
– У вас не будет выпить? – вдруг спросил он. – Каждый раз, когда я вспоминаю Ребуса, мне хочется выпить.
– Всегда! – услужливо чирикнул иллюстратор, открывая заплечный чемоданчик. Помимо чистой бумаги и карандашей с резиновыми корректорами там обнаружилась солидных размеров фляга и несколько бумажных конусов-стаканчиков, пропитанных воском. – Столовое, молодое, белое. Мы, пресса, люди утонченные, но бедные…
– Васк, заткнись, – беззлобно прервала его Одора, наблюдая, как Дитр залпом осушает стаканчик. – Если вино паршивое, господин Парцес вежливо промолчит и откажется от добавки.
Вино оказалось настолько кислым, что Дитр даже не понял, насколько оно крепкое. Но он снова протянул стаканчик, чтобы иллюстратор налил ему ещё. Дитру было плевать, что он пьёт, он словно надеялся, что та малая доля спирта, что есть в дешёвом вине, промоет душевную рану, откуда сочится что-то гнилостное, липкое и мерзко пахнущее всемирным злом.
– Спасибо, – выдохнул Дитр, осушив вторую порцию. Андра удивленно поглядела на друга – раньше он не запивал волнение алкоголем. – Ребус, значит… Знаете, моё мнение: Равила Круста не виновата. Да, я считаю, что она виновна в том, что пользовалась его услугами в спорные годы – не записывайте, это ещё не доказано в суде!
– Но будет? – с надеждой спросила Одора, оторвавшись от блокнота.
– Не знаю. Пока что нет никаких доказательств и беспристрастных свидетельств. Что у нас есть? Рассказ кочевника, который видел обгоревшего человека среди Песчаного Освобождения, пока он находился в плену? Кочевник мог рассказать что угодно – что Освобождение питается младенцами или сношается со змеями, а уж про Ребуса так это был бы и вовсе правдоподобнейший навет.
– Про младенцев – почти что тоже, – ввернула Андра.
– Напишите так: если даже обвинения против Крусты справедливы, на неё не стоит возлагать ответственность за злодеяния Рофомма Ребуса. Навряд ли они могли использовать его умения в военных целях – Ребус никогда и никому не позволял себя использовать. Он манипулировал, подавлял, обманывал и всегда получал то, что нужно ему. Если он и решил поиграть с огнём на Песчаной Периферии, то им наверняка двигали его собственные мотивы, а уж никак не желание помочь институтской подруге – если вообще можно говорить о Равиле Крусте как о его подруге.
Андра повернула к нему тонкое строгое лицо, кожа на острой маленькой челюсти натянулась от возмущения. Дитр не обратил на неё внимания и продолжил:
– Как бы я ни относился к жёсткой политике Крусты или к ней самой, я понимаю, что она могла чувствовать. Ощущение, будто ходишь по канату над пропастью, постоянный страх разозлить Ребуса и сорваться. Одному ему ведомо, почему он выказывал особое отношение к Крусте. Вероятно, он считал, что она так же умна, как и он. Почему он не уничтожил ее как конкурентку? Они действовали в разных сферах. Они даже учились на разных отделениях – Круста была врачом, а Рофомм изучал теорию всемирных сил. Почему он не попытался завербовать её в свою группировку? Круста – как бы я ни относился к её политике и так далее – не склонна к насилию. В конце концов, она врач, всемирная тьма меня побери, она чинила людей, а не разрывала их на части. Так я считаю.
Дитр понял, что вспотел от волнения. Он не привык к длинным речам, а тем более, будучи шеф-следователем внутреннего порядка, не привык выдерживать баланс между искренностью и корректностью. Дитр знал, что если он скажет что-то лишнее, лояльная Одора это опустит в печати. Но он боялся, что отношение «Точности» к Крусте пересилит его оценку и они напечатают материал с их мнением, а не его, Дитра.
– Если вам нужны емкие выводы, то вот они. Считаю ли я, что Ребус действовал на стороне Песчаного Освобождения в спорные годы, когда Равила Круста была полевым врачом? Да. Считаю ли я, что силовики привлекли его намеренно и заключили с ним сделку? Нет, Ребус действовал исключительно по собственным мотивам. Вероятно ли, что он был там ради Равилы Крусты? Да. Хотела ли Равила Круста такого помощника в Освобождении? Нет. Так я считаю, – повторил он и снова протянул стакан Васку.