Речные тайны
Шрифт:
— Жаль, что меня не было в комнате Мегины. То есть сжигать его я бы не стала, — оправдалась Энна, хотя никто ее не обвинял, — но я могла бы выжечь меч из его руки, и тогда он остался бы в живых для допроса.
Рейзо счел это подходящим случаем для того, чтобы описать занятную сцену, разыгравшуюся после боя.
— Нет, — с удовольствием усомнилась Энна.
— Да, — с не меньшим удовольствием подтвердил Рейзо.
— Не могу поверить!
— Да уж поверь. Тейлон с Мегиной смотрели друг на друга в этом самом смысле.
Энна от смеха привалилась к стене конюшни, а потом вздохнула,
— Кто бы мог подумать? Как же это все-таки мило.
Финн улыбнулся, но немного отстранился, слегка отвернувшись от Энны. Рейзо казалось, будто что-то неладно: пространство, разделяющее этих двоих, так и гудело от напряжения. Он не знал, что бы это значило.
Из дворца быстрым шагом подошли Мегина и Тейлон. Рейзо, Энна и Финн следили за ними из-за конюшни, ожидая, что их капитан вот-вот выкинет что-нибудь нелепое — скажем, вскинет посла на плечо. Но он держался очень деловито, пересчитывал людей и раздавал приказы. Мегина избегала встречаться с ним взглядом.
— Ты уверен, Рейзо? — шепнула Энна.
— Смотри, он краснеет, — шутливо бросил Финн.
— Он точно ее потеряет, если будет держаться отстраненно и неприступно, как сейчас, — заключила Энна. — Он должен объясниться с ней, убедиться, что она знает о его чувствах.
Финн фыркнул. Девушка медленно повернулась к нему, одарив его мрачным взглядом, который обычно приберегала для других. Он покачал головой, словно говоря: «Не обращай внимания».
— Ты считаешь, что я веду себя лицемерно? — спросила она.
— Я с тобой объяснился и много раз спрашивал тебя…
— Так перестань спрашивать, иначе я никогда не соглашусь.
— Почему? — Голос Финна прозвучал резко, словно рывок веревки, вытягивающей ответ.
— А ты и предположить не можешь, Финн. Только посмотри на себя: сильный мужчина, воин, сплошные мышцы и меч, всегда точно знаешь, чего мне вот-вот захочется, неизменно наготове, когда бы мне ни понадобилась вода, или рука, или поцелуй.
— И что с этим не так? — удивился Рейзо, озадаченно воззрившись на нее.
— Не суйся в это, Рейзо.
— Энна, зачем ты так? — спросил Финн.
— Что, тебе уже не нравится, какая я есть? В этом дело? Ты хочешь, чтобы я всегда была такой же безупречной, как ты? — взвилась Энна и ударила его ладошкой в грудь. — Но почему тебе обязательно надо быть таким безупречным, а? Я все жду, когда же ты утратишь свою невозмутимость, Финн, хоть разок. Так вперед! Почему бы тебе не выставиться дураком ради меня?
Они уставились друг на друга. Рейзо почесал шею и попятился:
— Я… э-э, я просто…
— Не беспокойся, — перебил его Финн и, уходя, ударил кулаком по стволу дерева.
Рейзо стукнул Энну по плечу:
— Это ведь ты Финна ругаешь, а не какого-нибудь гнусного тирианца, жгущего трупы. Да что с тобой такое?
— Не знаю, — сердито отрезала она, отбив его руку в сторону. — Может, я боюсь, или… в общем, не знаю.
— Так узнай. Лучше бы ты узнала хоть что-нибудь, прежде чем говорить с Финном, будто…
— Послушай, — вздохнула Энна, — сказать, что ты будешь любить кого-то вечно, не так просто, как… как разматывать нитку с клубка. Внутри у меня все запутано и завязано в узлы. И если я снова допущу, чтобы меня кто-то дергал… — Она осеклась и поморщилась, пытаясь сдержать слезы. — Тьфу! Понимаешь, о чем я говорю? Прежде я уже позволила это одному человеку и ошиблась, и он оказался негодяем, а потом пришел Финн, весь такой безупречный, и я решила, что мне будет с этим легко… что мне будет с ним легко. С ним я чувствую себя Энной. С ним я чувствую…
Энна села наземь, Рейзо плюхнулся рядом с ней.
— Я тебя не понимаю, Энна. Если ты любишь его…
— Люблю, но все не так просто. Мне не нравится, что он заранее решил, будто все в порядке. Почему он не может хоть раз сделать что-нибудь… что-нибудь значительное, что-нибудь волнующее, что-нибудь пугающее — поухаживать за мной, показать мне, что он любит меня достаточно сильно?
— Финн не такой человек. Он тихоня.
— Точно? Или его это не волнует так же глубоко, как прежде? — Голос ее помрачнел. — А я никак не могу отделаться от тревоги, от шепотков, твердящих, что он тоже может меня предать.
Рейзо скорчил укоризненную гримасу:
— Ай, Энна-девочка. Только не Финн, только не Финн.
— Ты прав, — легко согласилась она, как будто у нее не осталось сил спорить. — И как, ты переболел Беттин?
Вопрос застал его врасплох, и он едва не поперхнулся собственной слюной.
— Нет, и никогда не переболею, так что не утруждайся, повторяя мне, что все кончено. Я знаю, что все кончено, но решил любить ее вечно, а это не такое решение, которое можно просто отменить, раз она ушла и все твердят, что пора бы уже смириться с этим.
Рейзо различил вдалеке фигуру Финна, плетущегося к ним со стороны садов. В руке он сжимал желтый цветок на длинном стебле.
— Он несет мне цветок, — прошептала Энна ровным тоном с оттенком досады.
Финн как будто бы замешкался, затем отшвырнул цветок в сторону и повернул назад.
— Финн, подожди!
Энна вскочила и побежала за ним.
«Великие вороны, — подумал Рейзо. — Каждый из нас — слишком спутанный клубок, чтобы его распустить».
Когда байернцы потянулись к выходу из дворца, он приметил Энну и Финна, беседующих на ходу. Финн склонил голову так, чтобы Энне был слышен его негромкий голос. Она взяла его за руку, они придвинулись ближе друг к другу, но ни один не улыбнулся, и глаза Рейзо округлились от осознания, что Энна с Финном могут не остаться Энной с Финном навсегда. Внезапно камни под его сандалиями показались ему не такими уж надежными.
Они не брали ни лошадей, ни экипажей — празднование виноградного урожая начиналось в полночь повсюду и шествовало по улицам, стекаясь к Центру. Мегина шла с Энной по левую руку, Тейлоном по правую и в окружении байернских личных. Она высоко держала масляную лампу и обращалась с искренними поздравлениями ко всем, мимо кого проходила.
Повсюду на улицах артисты блистали своими талантами: театральные труппы исполняли на площадях отрепетированные постановки, художники разрисовывали углем мостовые, а поэты обращали свои слова к прохожим. В Байерне праздничную музыку, словно сердцебиение, пронизывала барабанная дробь, но тирианские арфы и флейты, лишенные этого ритма, призрачно разливались по улицам и просачивались Рейзо в уши.