Редакционное задание
Шрифт:
Но запомнила я её не по этому — эта красивая женщина погибла совсем молодой в жуткой аварии. И действительно — интернет подбрасывает мне фото той самой красной машины. Вернее, груды металлолома, которая от неё осталась.
Интересно, сколько прошло времени с того снимка, где она — молодая и счастливая — прижимает к груди кроху-сына и улыбается мужу? По ощущениям — совсем немного…
Об этой аварии нам рассказывали на журфаке. Наглядный пример того, когда в истории вопросов больше чем ответов. Журналистов тогда к расследованию не допустили, впрочем,
Занятно.
Такое впечатление, что на мужчинах рода Тихомировых какое-то проклятие — им нельзя жениться, иначе с женой случится что-то плохое.
Да уж, поневоле начнёшь во всякую РенТВшную чушь верить.
Меня аж трясёт и ладошки мокнут — ощущение какой-то крутой тайны так и витает в воздухе.
Я раскручу это дело! Обязательно раскручу!
Мои размышления прерывает появление Лариски. Она швыряет сумку на стул, чмокает меня в щёку, садится напротив и пытливо уставляется на меня.
— Ну, — говорит она, — доставай свою бомбу.
Молча нахожу в телефоне фотографию Дарины Тихомировой и поворачиваю аппарат к Лариске:
— Узнаешь это милое личико?
Ларка даже бледнеет, и я на миг чувствую себя той ещё сволочью. Но! Платон мне друг, а истина дороже.
Извини, Ларка.
— Девка, из-за которой меня уволили. Точно она! Как ты её нашла, Давыдова?
— Случайно, — честно признаюсь я.
И рассказываю всё по порядку. По мере рассказа у Ларки округляются глаза, а рот всё больше напоминает букву «О».
— Да ладно! — восклицает она, когда я заканчиваю. — Это круто, Олеська! Если раскрутишь — точно Пулитцера загребёшь! Без «б»! Известный дипломат, актриса, генерал, флорист. Ух! Я думаю, и этот пресловутый Кирилл не так прост. Ну, Олеська!
А у самой глаза блестят, будто это она материал нарыла.
И гордость собой разбирает меня.
Ровно до тех пор, пока дверь не открывается и в неё не входит…моя золотая грёза, моя несбыточная мечта.
В этот удивительный «день совпадений» на пороге заштатного кафе появляется Ираклий Базиров, наш военкор, герой и просто красавец-мужчина.
И я, как обычно, слегка подвисаю пялясь на него.
Ларка, проследив за моим взглядом, тоже оборачивается и тоже подвисает.
— Кто этот бог? — шепчет она одними губами.
— Мой коллега! Он…он… — слишком много восторженных эпитетов вертится на языке, но ни один не кажется достаточно подходящим.
— Познакомь! — почти требует Ларка, лихорадочно заправляя за уши выбившиеся из причёски тёмные прядки.
И я делаю то, чего бы никогда не сделала в здравом уме и трезвой памяти: поднимаю руку
Когда он замечает и направляет к нам, у меня внутри всё обрывается.
Боже, как я смогу жить и дышать теперь?
Базиров подходит и, приложив руку к груди, элегантно и старомодно кланяется.
— Вот так встреча! — говорит он, и у меня внутри всё начинает вибрировать от бархата в его низком, чуть хрипловатом голосе.
Он садится на стул напротив, обдавая запахом своего одеколона — что-то свежее, терпкое и немного древесное.
Я робко вскидываю глаза и буквально впитываю образ мужчины.
Сейчас, когда он так близко, видно, что глаза у него удивительного оттенка — тёмно-зелёные. Обычно — из-за тёмных длинных ресниц (мне бы такие, вместо моих обрубков!) — они кажутся карими. А вот волосы у него — темнее ночи и слегка вьются: сказывается восточная кровь. Смуглая кожа, нос с чуть заметной горбинкой, чётко очерченные губы, волевой подбородок. Если к этому ещё добавить высокий рост — наверное, точно больше метр девяносто — широкие плечи, стройную подтянутую фигуру, то начинаешь понимать — Аполлон Бельведерский нервно курит за углом.
В одежде Базиров предпочитает милитари, который ему очень идёт. Вот и сейчас на нём чёрная водолазка, холщовая ветровка цвета хакки, камуфляжные брюки с множеством накладных карманов и тяжелые ботинки.
Он складывает руки в замок, и я судорожно сглатываю, залюбовавшись тонкими аристократическими пальцами.
О, дорого я бы отдала, чтобы ощутить их прикосновение.
Сколько ему лет? Наверное, слегка за тридцать. Самый пикантный мужской возраст.
Я отмечаю и щетину на щеках, и залёгшие круги под глазами, и общий, слегка усталый вид — Базиров только недавно вернулся из очередной «горячей точки». Рассказывают, он уже дважды был ранен.
У меня во рту пересыхает от восхищения этим мужчиной.
— Олеся Давыдова, да? — уточняет он, одновременно убивая и воскрешая меня этим вопросом.
Киваю. Говорить нет сил.
Почему-то кажется, что голос звучит, как воронье карканье.
— Не представите мне свою очаровательную спутницу?
И я бросаю на смущённую донельзя Лариску полный ненависти взгляд. Она не виновата, что природа наделила её смазливой мордашкой. Рядом с ней я чувствую себя уродкой. И второй раз за сегодня при мужчине стыжусь нелепых синих прядей, которые лишь пару дней назад казались мне такими крутыми и стильными.
— Лариса Дороненко, — представляется подруга сама, и я ненавижу её ещё больше, потому что голосок Ларки льётся певучей мелодией.
Она протягивает ему свою маленькую ладошку с тоненькими пальчиками, и Базиров её галантно целует.
А куда мне девать руки — пальцы пухлые, ногти обкусаны.
И глупое сердце грохочет так, что я удивляюсь, как на меня не оглядываются люди в кафе.
Я замечаю, как Ларка краснеет от удовольствия, и впервые в жизни хочу убить человека! А ведь это — моя дорогая подруга. Да что со мной.