Редхард по прозвищу "Враг-с-улыбкой"

Ледащёв Александр

Редхард быстро вскочил на ноги, но один из этих огромных людей быстрее молнии оказался рядом и резко сорвал с Редхарда его кожаную сбрую с огнебоями, схватил за грудки. Редхард ответил на грубость сокрушительным ударом в подбородок, его руку прострелило болью до плеча, а чудище лишь отпустило его рубаху и отшатнулось, тряся головой. Редхард успел достать меч и шпагу и понял, что он в кольце щитов. Ловить тут было нечего. Кто это? Что им нужно? Если просто убить, то почему не подождали, пока он не уснул, хотя бы? А с другой стороны — зачем? Так и так ему деваться некуда, себя он обманывать не стал бы.

Но сдаваться он не умел, потому ощетинился оружием, поигрывая мечом и шпагой.

— Ребята, я вас не знаю. Что вам нужно? — спросил

он негромко, спокойно.

— Чтобы ты пошел с нами, человек со шрамами. Тебя желает видеть наш конунг. Собирайся и пошли, чтобы через десять вдохов и выдохов ты был готов. А нет — значит, будем разговаривать по-другому, — низким, рычащим голосом сказал, видимо старший из этих вынырнувших из скал не то людей, не то… Не то невесть, кто.

— А как — «по-другому»? — с интересом спросил Редхард, слегка склонив голову набок.

— Ладно, — решил старший, — хватит впустую слова тереть, — и слегка мотнул головой. И вся орава кинулась на Редхарда. Терять тому было нечего, шпага его нашла брешь между щитов и один нападавший выронил оружие, скрипя зубами от боли в проколотом насквозь плече. Очевидно, получен ими был строжайший приказ Редхарда не убивать, так что какое-то время им пришлось с ним повозиться, нажив себе несколько шрамов, а один был ранен тяжело. Но исход схватки был предрешен, его просто задавили, прижали к скале щитами и быстро скрутили руки. Краем глаза он заметил, что один из нападавших собирает его вещи, в том числе и сбрую с «огнебоями» и завязывает все это в плед Врага-с-улыбкой. Двое тащили Редхарда, двое поддерживали тяжелораненого, а пятый, вожак, шел впереди.

Да, они в самом деле вышли из скал. Старший пробормотал что-то и скала расступилась, как кисейные занавеси. Они вошли внутрь.

Откровенно говоря, Редхард, оказавшись внутри горы, где было темно и очень тепло, ничего хорошего от стражи не ждал. Кто знает, как воспользуются они темнотой, уж пару раз по ребрам дадут обязательно. Но тут вспыхнул неяркий желтый свет и Редхард увидел себя и свою страже в длиной галерее со сводчатым потолком. Петляла она самым прихотливым образом, но видно было, что галерея эта — не капризное творение природы. Но кто мог прорезать в скале такую сложную тропу, зачем? И что за люди его пленили? И, что самое интересное, зачем он им нужен?

Сопровождающие его молчали, даже не смотрели на него. Отношение их к нему можно было смело назвать равнодушным. Напрашивался очевидный вывод — тот, кто велел им привести его, был слишком важной и авторитетной персоной для его стражей. Опять ковен?! Не похоже, взяли его безо всякого колдовства. Хотя, может, это низшие слуги? Мелькнула было шальная мысль снять амулет с шеи — облик змелюдя дал бы ему некоторое преимущество, но тут он понял, что просто занимается ерундой — старается не думать о конце их путешествия. Даже сними он амулет, змелюдем он станет, в лучшем случае, к утру. Да и что ему делать здесь, в облике змелюдя или своем собственном? Перед ним-то скала кисеей точно не расползется.

Галерея, наконец, кончилась. Редхард со своим кортежем вступил в огромный зал, украшенный колоннами. Работа двергов, привычно, не задумываясь, определил Редхард. Дверги не строили, а вырубали свои дворцы в теле скалы, не пользовались кирпичами и прочими строительными блоками. Скала — вот был единственный материал для их построек.

В центре залы стоял огромный, дивно разукрашенный каменный трон. Сначала Редхарду показалось, что сидит на нем человек, но он тут же понял, что сидевший человеком быть не может — он был минимум в два раза выше самого высокого из пленивших Врага-с-улыбкой. На чудовищной ширины плечи был наброшен тяжелый плащ, искрившийся в желтом свете пещеры, источник которого Редхард так еще и не определил. Густая, седая борода сидевшего на троне опускалась почти до его украшенного серебром широкого пояса. Седая грива его волос была схвачена обручем белого, неизвестного Редхарду, металла. Он сидел, подперев голову ладонью, и смотрел прямо в глаза Врагу-с-улыбкой. Он лениво повел рукой и стража Редхарда моментально, вместе с раненым, исчезла в каком-то неприметном переходе. Лицо того, кто сидел на троне, было словно вырублено из какой-то особо твердой горной породы, резкие, грубые черты его говорили о том, что он умеет только повелевать. Взгляд его синих, льдисто-синих глаз словно давил на плечи Редхарду, но тот так и остался стоять, не склонившись, как сделали приведшие его стражи, в поклоне. Сидевший на троне усмехнулся и поманил Врага-с-улыбкой к себе. Тут только заметил Редхард, что узел с его вещами лежит возле его ног. Сидевший на троне перехватил его взгляд и рассмеялся грубым, низким смехом.

— Если хочешь, можешь снова навесить на себя все свое железо, человек. Мне оно не мешает, а тебя, видимо, успокаивает, — своды залы огласил тяжелый, жесткий, холодный голос. Редхард так и сделал. Надев на себя сбрую с «огнебоями» и перевязи со шпагой и мечом, он почувствовал себя увереннее, хотя прекрасно понимал, что вряд ли его оружие поможет ему. Тут только заметил он огромный, тяжелый, мерцающий голубым светом меч без ножен, небрежно прислоненный к левому подлокотнику трона. Он прикинул его длину и понял, что даже для гиганта на троне этот меч мог служить только двуручником.

— Думаю, что ты хотел бы спросить меня о чем-то, — снова усмехнулся гигант чему-то своему.

— Да. Я хотел бы знать, с кем имею удовольствие говорить и почему твои подручные пленили меня.

— Когда-то люди, живущие в этих землях, называли меня Горным Королем. Те, кто пленил тебя и те, кого еще ты можешь встретить в моем дворце — последние потомки тех людей. Теперь люди, живущие в долинах и на горах если и вспоминают обо мне, то величают Горным Конунгом, ничего не помнят о тех временах, когда мы соседствовали, когда они приносили мне дары, а я оберегал их от троллей и прочих чудовищ, которые так же живут в этих горах. Я пожелал увидеть тебя во-первых, потому, что ты улегся спать на площадку, где раньше люди оставляли мне свои подношения. Я подумал было, что ты, возможно, знаешь об этом и лег там спать для того, чтобы попробовать встретиться со мной. Во-вторых, потому, что я разглядел в тебе двойственность, неприсущую людям. Ты не совсем то, чем кажешься. Да, я вижу человека, чье лицо украшено шрамами, говорящими о силе и мужестве, но сквозь тебя явно и мрачно смотрит на меня порожденье тех времен, когда даже я, Горный Король, был юным.

— Ведьмы обратили меня в змелюдя, — пояснил Редхард, — я выгляжу человеком только тогда, когда ношу на шее мой амулет, — он шагнул ближе к трону и, достав цепочку, показал тому, кто скромно величал себя Горным Королем, свой амулет, крошку звезды, сбившейся со своего ослепительного и короткого пути. Король всмотрелся в амулет, покивал, словно соглашаясь с чем-то и жестом позволил убрать амулет снова под рубашку.

— Честно говоря, мне жаль, что я ошибся, и ты не искал со мной встречи. Скажу больше, я вижу, что ты человек, который охотится на нежить и нечисть, к которой, постаравшись, можно отнести даже меня.

— Да, я сожалею, что разочаровал тебя, но я просто остановился в твоих горах переночевать, — согласился Редхард, — мне никто не говорил, что в здешних горах есть места, где можно встретить твоих слуг и уж тем более, не говорили мне и о тебе. Даже не упоминали, хотя от количества остальных, перечисленных ими существ, пухнет даже моя голова.

— Жаль. Жаль. Жаль. Я хотел бы вернуть наши добрососедские отношения с людьми и дело отнюдь не в подношениях, как ты мог бы подумать. Но как можно говорить о добром соседстве, если они уже не помнят даже, что у них есть такой сосед. Напомнить? Они испугаются. Станут приносить жертвы сначала богам, потом пойдут войной, потом решат, что поняли мою волю и станут приносить свои жертвы мне. Я не желаю такого. Просто порой мне очень тяжело ощущать себя чем-то, случайно попавшим в этот мир из тех его времен, когда он был юным.